Феликс Бабицкий: Достоевский для меня – образец того, как не надо и жить, и писать

Феликс Бабицкий – творческий псевдоним талантливого детективщика, журналиста и «по совместительству» учителя истории Владимира Павлова. Его остросюжетные, наполненные тонкой иронией романы захватывают с первой же строки. Их, к сожалению, пока нет в книжных магазинах – это минус, зато они доступны в сети, в литературном блоге автора – и это плюс и большая радость для ценителей детективного жанра. Сегодня Феликс Бабицкий в гостях у нашего литературного портала

— Если можно, расскажите немного о себе, о своём детстве, о родителях…
— А стоит ли? По-моему, это было самое обычное детство – ничего достойного особого внимания.
Что до родителей, то мой папа был выдающимся учёным, одним из тех, кто стоял у нас в СССР у истоков математической лингвистики. Сейчас буквально в каждой компьютерной программе-переводчике есть доля его труда. И, по-моему, очень несправедливо, что в историю Константин Иосифович Бабицкий вошёл не в этом качестве и даже не как автор нескольких достаточно известных в прошлом песен, а как диссидент-шестидесятник. В сущности, это был лишь один краткий эпизод его жизни, хотя во многом и сломавший эту жизнь. В 1968 году папа участвовал в демонстрации протеста против нашей интервенции в Чехословакии на Красной площади.
Мама – просто хороший профессионал библиотечного дела, умный и добрый человек. Но наибольшее влияние на всю мою жизнь оказала бабушка (её мама). Именно её рассказы о детстве (оно прошло в Донбассе в царское время и отчасти в годы Гражданской войны) определили мой выбор профессии – историка.

Семья у нас вообще читающей была – одной из последних, кто практиковал семейное чтение вслух

— Кто из писателей повлиял на вас в юности? Остаётся ли он вашим любимым автором и сейчас?
— Ну, я много тогда читал. Семья у нас вообще читающей была – одной из последних, кто практиковал семейное чтение вслух. Тогда очень Диккенса любил, Верна и Стивенсона. Особо любил Островского. Я бы сказал, что он самый «не русский» из всех наших классиков: абсолютно чуждый патетики, зато наделённый чисто английской иронией; никогда не поминающий бога и русский народ всуе, но до тонкости владеющий всеми стилями родной речи; видевший массу людских трагедий (как-никак, много лет практиковавший адвокат, а в конце жизни – мировой судья), но оптимистичный, живущий, а не ждущий Армагеддона. Советский курс литературы, по сей день преподающийся в школе, изрядно исказил массовое представление об Александре Николаевиче. Из него этот классик предстаёт как мрачный «обличитель пороков капитализма» и описатель жизни необразованных купцов. А между тем, не было у нас в литературе писателя, которого чаще ставили бы и в театре, и в кино. И если обратиться к этой части его наследия, мы увидим самого весёлого из всех классиков.

Пьесы Александра Николаевича Островского очищают

— Автора «Грозы», «Бесприданницы»…
— Это лишь эпизоды его многолетнего творчества. И, кстати, если уж искать среди его пьес подлинную трагедию, то это совсем другая пьеса – «Снегурочка».
Я умудрился прочитать либо посмотреть абсолютно все пьесы Островского задолго до 9 класса, где его проходят, и периодически к ним возвращаюсь. Это очищает.
А вот к Достоевскому с Чеховым даже прикасаться не могу – рвотный рефлекс. Причём к Чехову хотя бы как к человеку отношусь с восхищением. Он всю жизнь людей спасал и сам погиб за этим благородным делом. А вот Достоевский для меня – образец того, как не надо и жить, и писать. Это был законченный игроман и к тому же педофил, сам себе всю жизнь доказывавший, что это его извращение и есть христианская любовь. Притом оба они были людьми величайшего писательского таланта, что делает их творчество ещё отвратительнее. И моё твёрдое убеждение: до тех пор, пока этих двух будут у нас считать совестью нации, выразителями русской идеи, быть Руси в грязи.

К Достоевскому с Чеховым даже прикасаться не могу – рвотный рефлекс. Пока этих двух будут у нас считать совестью нации, выразителями русской идеи, быть Руси в грязи

— Понимаю, так говорить не принято. Но, положа руку на сердце, хотелось бы лично вам быть хоть кем-то из их — героев? То-то же!
— Кстати, у Чехова был литературный двойник, современник, живший на другом краю земли – американец О.Генри. У него даже профессия была почти такая же – аптекарь (Чехов, как известно, был врачом). Причём он даже мечтал писать так же – жестоко, мрачно – да бдительная цензура издателя уберегла великий талант. В результате даже самый благородный чеховский герой всё равно выглядит жалким, а у Генри даже самый ничтожный человек – это Герой с большой буквы. Вот почему он и стал моим самым любимым писателем.
— Ваш литературный дебют – когда он состоялся?
— Трудно сказать. Стихи и песни я писал ещё в детстве. Тогда они казались мне вполне хорошими. Потом решил показать их Александру Дольскому – в 15-20 лет я им восхищался, да и теперь люблю. Александр Александрович тогда меня в пух и прах разнёс. Теперь полагаю, что не совсем по существу. Даже тогда понимал это отчасти. Только руки как-то вдруг опустились, причём на много лет вперёд. Недавно перечитал кое-что – а всё-таки совсем не плохо, хоть и сыровато.
В 27 лет стал профессиональным журналистом, и этим в основном удовлетворял свою страсть к писательству. И лишь в 2007-м впервые решил написать книжку.
— Вы известны главным образом по романам «Шабаш без председателя» и «Тайна зелёных котов». Их пока что можно найти только в распечатке. Почему они до сих пор не изданы на бумаге? Ведь они пользуются популярностью. Намерены ли вы продолжать эту детективную серию с главными героями Алисой и Романом?
— Что известен – спасибо, не знал. А что «в основном» этими книгами, так других у меня пока и нет.
Честно говоря, на славу и не рассчитывал, и не добивался её – случайно как-то всё вышло. Я тогда подрабатывал писанием заказных статеек и пресс-релизов в… скажем так: в одной уважаемой политической партии, которой уже нет. В один прекрасный день вождь этой партии (он и сегодня благоденствует в Совете Федерации) так достал всю пресс-службу, что мы все вместе нервно курили во дворе партийного офиса, обсуждая, как хорошо было бы «этого упыря прибить». Вспомнили, что упырей обычно «мочат» осиновым колом.
Даже поспорили, как лучше потом замести следы. И вдруг я понял, что получается готовый сюжет детективного романа. Так и появился «Шабаш».
А год спустя случилось известное ограбление запасников Эрмитажа. Сойдясь за рюмкой чаю, мы как раз говорили об этом, и кто-то – уж и не вспомню кто – заметил, что среди украденного вполне могли оказаться волшебные талисманы. Между прочим, в числе этих вещей действительно поминались три нефритовых кота Фаберже. Это и стало сюжетом второго романа.
А не изданы они потому, что я не особо и стремился их издать. Так, для собственного удовольствия сочинял и друзьям подбрасывал. Потом показал паре-тройке издателей, но без особого успеха. Одному было «не формат», другой испугался самой темы, а третий стал проситься в соавторы…
Стоит ли продолжать тему? Думал об этом. Когда в воздухе запахло мировым кризисом, решил было написать историю о том, как в эмиграции погиб (вариант – пропал без вести) опальный русский олигарх Лабудовский, а наши герои вышли на его след. Но тут события начали разворачиваться столь стремительно, что я за ними просто поспеть не мог. Сперва реальный олигарх вроде как помер, потом наши «оранжевые», которые должны были стать основными действующими лицами, с политической сцены сошли, а вскоре в тех местах, где происходит значительная часть действия, началась война. Короче, думаю сейчас: то ли сюжет поменять, то ли ждать, пока новый сам нарисуется.

Когда-то мы два года с Ильёй Оказовым просидели за одной партой, и он уже тогда был состоявшимся писателем, причём таким, что рядом с ним и близко не стоял ни один из наших современников, а из писателей прошлых веков – может быть, Лермонтов

— Где можно найти ваши произведения?
— Они выложены в интернет-журнале «Новая литература» и моём блоге в этом журнале.
— Авторское право и Интернет – как вы относитесь к этому вопросу? А вообще, Интернет – это больше хорошо, чем плохо? Или наоборот?
— Не знаю. А в чём, собственно, вопрос? Если об авторском праве, то спокойно отношусь. Слава богу, не за его счёт живу. И, между прочим, классическая литература возникла задолго до него. А тех классиков, что творили уже при нём, оно далеко не всех богатыми сделало.
Если же речь об Интернете, то он – лишь средство, новый носитель для текстов. Ну, так ведь и бумага таковым не всегда была. Лично мне, если вы правы, это средство позволило добиться некоторой известности. И я уж точно не против этого.
— Над чем работаете в настоящий момент?
— Пишу сразу в несколько журналов – школьных в основном. Это самая тяжёлая и скучная часть учительской профессии, хоть в целом я её люблю. Но ещё пишу и статьи – уже в другие журналы, причём не литературные. Это статьи об экономике, политике, иногда даже об истории (вот это уже ни с чем не сравнимое удовольствие!)
Знаете, в четвёртом классе я заявил маме, что стану учителем истории, а она мне – что журналистом буду. Правы оказались оба, и я очень этим доволен. О писательстве же никто из нас не думал. Кстати, вот у мамы действительно хорошие стихи.

Главная проблема человечества в неприличном слове из трёх букв – США. И проблему эту пора бы уже как-то решить

— Так вот на какие средства живёт «в миру» писатель Феликс Бабицкий!
— И получает от этого огромное удовлетворение. Не зарабатывая писательством на жизнь, можно писать, о чём, когда и как хочешь.
— А как вы относитесь к написанию книг «под заказ»? Можно ли относиться философски к коммерции в писательстве?
— Философски можно относиться вообще ко всему. А насчёт заказа… вы удивитесь, сколько всего хорошо известного было под него написано. Причём я говорю о вполне конкретном и официальном заказе.
Кстати, однажды я предложил одному известному политику (тоже лидеру партии, но уже другой) свою серию в качестве PR-проекта. Речь шла о периодическом выходе детективов, где он (вернее «человек похожий») с каждым разом начинает играть всё более заметную положительную роль. А через пару лет, когда подойдёт срок очередным выборам, а узнаваемость будет уже стопроцентная, можно будет начинать кампанию под лозунгом «Любимого героя – во власть!» Но реакция оказалась вполне предсказуема. Ничто так не страшит наших политиков, как перспектива быть раскрученными до такого уровня, когда «тот, кого мы не называем по имени» сможет счесть их своими реальными конкурентами. Не дай бог!
— Вы пишете что-то «в стол»?
— В Интернет. Но мы об этом уже говорили.

В нашей стране стоит жить и за неё стоит умереть

— Считаете ли вы, что творческому человеку все сюжеты и идеи его произведений диктуются «сверху», от некоего внеземного разума?
— Творческому человеку это не нужно – он сам их берёт буквально из всего. Вспомните, как у Высоцкого героями становились падающий истребитель, скаковая лошадь, два несущихся наперегонки авто, а у Андерсена – репейник, стручок гороха или статуэтки. А вот личности не творческой с сюжетами никакие высшие силы не помогут.
— Кто из современных писателей вам близок и интересен? Кого из своих товарищей по перу вы бы непременно выделили из всех?
— Очень люблю Джорджа Мартина, создателя серии романов «Песнь льда и пламени» (по нему снят сериал «Игра престолов», тоже великолепный). Почти никаких чудес (в отличие от какого-нибудь Толкиена или Роулингс, или их бесконечных подражателей), а вечная трагедия борьбы за власть. Ни одного «хорошего» или «плохого» парня, а живые люди, творящие хорошее и дурное – как жизнь повернётся. Это действительно великий писатель. Потомки его ещё оценят.
Кстати, на днях прочёл рецензию на Мартина, написанную нашим соотечественником Ильёй Оказовым. Когда-то мы два года просидели за одной партой, и он уже тогда был состоявшимся писателем, причём таким, что рядом с ним и близко не стоял ни один из наших современников, а из писателей прошлых веков – может быть, Лермонтов. Он даже умудрился издать одну (!) свою книгу – «Аббасидские байки», хотя годам к 30 (а сейчас нам уже по полвека) имел в багаже не один написанный в стол том стихов, рассказов и пьес. Будет обидно до боли, если все эти тексты пропадут.

Расслабляться надо уметь не где-то там по неделе в год, а ежедневно: с приятными людьми разговаривать, хорошее кино смотреть, интересные книжки читать, вкусно кушать-пить

— Будет ли пополняться золотой фонд русской классической литературы? Допускаете ли вы, что написанное вами когда-то тоже может стать классикой?
— Без великой литературы не будет великой России. Если он пополнится тем же Оказовым, значит будет у нас такая литература. Если этими… не помню даже имён, но у одного учитель географии пропивает глобус, а у другого Хрущёв Сталина, я извиняюсь… ну, вы поняли… Словом, это будет значить, что ушли мы в историю, следом за древними греками.
Ну, а мои книжки – это просто развлечение.
— В чём вы видите главную проблему человечества?
— В неприличном слове из трёх букв – США. И проблему эту пора бы уже как-то решить.
— Для России какая идея могла бы сегодня стать национальной?
— Я бы сформулировал её так: «В нашей стране стоит жить и за неё стоит умереть». А станет ли? Не знаю. Не уверен. Но очень хотел бы!
— В последнее время мир разделился на сторонников и противников глобализации. По вашему мнению, глобализация – это зло или добро?
— Это данность, от которой не спрятаться. Вопрос лишь в том, как она пойдёт. Первый глобализационный проект предложили ещё римляне, и поначалу у них всё довольно неплохо выходило. Но она слишком походила на нынешнюю, американскую, не только кровавую, но и крайне затратную. Однажды Рим попросту надорвался. Кстати, вы знаете, что разгромили империю вовсе не те варвары, что осаждали со всех сторон её границы, а те, что давно отреклись от своего варварства и самоотверженно эти границы охраняли, но… так и остались людьми второго сорта.

Как сказал Гёте, смысл жизни – сама жизнь. А счастье – это уже я вам говорю – в том, чтобы занимать в этой жизни своё место и не занимать чужого

— Как вы отдыхаете, расслабляетесь? Ездите ли на море или в Европу? Ваш любимый курорт? Куда собираетесь этим летом?
— Что значит «в Европу»? А мы где с вами, простите, находимся? Ну, ладно, я понял. Да, до недавнего времени регулярно ездил в одну страну, где национальная идея так и формулируется: «Мы – тоже Европа, а вот вы, гады – нет!». Расслаблялся там по полной программе: фрукты, овощи, борщ, сало, горiлка, море… вот только девочки – ни-ни, поскольку ездил к родственникам жены и вместе с нею (зато она у меня молодая и очень красивая!) Но всему хорошему приходит конец. Сейчас ровно там, где обычно отдыхал, война идёт.
Любимого курорта просто нет. Часами лежать на песке у воды и пялиться на солнце – занятие для рептилий. Люблю путешествовать, и в своё время, когда был легче на подъём, поездил немало.
Но этим летом в любом случае будет не до езды. Недавно приобрёл дачу, а точнее – большую старинную деревенскую избу с большим же куском земли в придачу. Теперь эксперимент поставить хочу: выйдет у меня обустроить там райский уголок или как?
А расслабляться надо уметь не где-то там по неделе в год, а ежедневно: с приятными людьми разговаривать, хорошее кино смотреть, интересные книжки читать, вкусно кушать-пить. Меня же расслабляет ещё одно – готовить обожаю.
— Смысл жизни, каков он, если не говорить высокопарно? И в чём вы находите своё счастье?
— Как сказал Гёте, смысл жизни – сама жизнь. А счастье – это уже я вам говорю – в том, чтобы занимать в этой жизни своё место и не занимать чужого.
Так что, уж простите, пойду-ка я и займу своё место у плиты да оттянусь в полный рост. А то семья ещё не кормлена.

Беседовала Елена СЕРЕБРЯКОВА