Сергей Шаргунов. Писатель и время

24 октября 2013 года состоялась видеоконференция писателя Сергея Шаргунова на тему «Писатель и время». Во время видеоконференции были даны ответы на вопросы:
— Мешает ли писателю его гражданская позиция?
— Дилемма между «зарабатывать» и «творить».
— Где искать национальную идею?
— Дураки, дороги, какие ещё вековые беды ждут страну?
и др.

 АН: Добрый день, уважаемые читатели газеты «Аргументы недели», пользователи Интернета. Сегодня у нас в гостях  популярный писатель Сергей Шаргунов. И тема, она, наверное, не совсем из области литературы: «Писатель и время». Вопросов поступило очень много, наверное, мы сразу будем отвечать, без вступительного слова.
Шаргунов С.: Здравствуйте! Давайте, конечно. Рад приветствовать читателей «Аргументов недели» — издание, которое я с интересом читаю. Так что я тоже Ваш читатель. Приятно, что пригласили пообщаться.
АН: Очень приятно, что писатель читает «Аргументы недели».
Виктор: Обычно писатель — это человек, которому есть что сказать, то есть человек солидного возраста с жизненным опытом. Не хочу обидеть Вашу молодость, этот недостаток проходит с годами, но где Вы черпаете то, что хотите сказать своему читателю?
Шаргунов С.: Не будем преувеличивать мою молодость, Лермонтов в мои годы уже давно лежал в могиле. Мне 33 года и нет более неприятного для меня словосочетания, чем «молодой писатель». Потому что либо это писатель, либо нет. Но при всём при этом, надо сказать, что я периодически слышу подобные высказывания, особенно это звучит в связи с моей новой книгой «1993», потому что это не только семейный, но и исторический роман. Я думал, что таких высказываний будет немного, но мне показалось, что всё-таки достаточно много, часто я встречаю в блогосфере или на очередной встрече, презентации книги: кто-нибудь поднимается и спрашивает: «Ну как же так, Вам сколько было, 13 лет тогда, как Вы можете писать о том времени?» Хочется заметить, что, например, Лев Николаевич Толстой, сколько ему было лет во время войны с Наполеоном? Минус и минус. Естественно, дело не в том, современник ты или нет тех или иных событий, а дело в том, можешь ты писать или нет. Конечно, если говорить, тем не менее, о погружении в материал, то это, Виктор, вопрос не праздный. Я подробно и планомерно изучал всё, что было связано с трагедией 20-летней давности, «нырял» в архивы, поднимал видеозаписи, общался с огромным количеством свидетелей и очевидцев, но это отдельная тема.
АН: Вы, по-моему, даже входили в специальную  комиссию Государственной Думы?
Шаргунов С.: Да, достаточно давно ещё, когда мне было 17 лет, я учился на журфаке. Я пришёл в эту комиссию, видел большое количество родственников погибших и видел целую вереницу пострадавших тех событий. Многие реальные судьбы вошли в художественную ткань этой книги. Кроме всего прочего, 13 лет — это был не такой уж и маленький возраст. Я не исключаю для себя написание исторического романа, в том числе о XIX веке. Мне кажется, что какая-то зоркость литературная (в данном случае я не столько о себе, а вообще о литературе), она может возникать в разном возрасте. Наблюдательность, способность проникнуть в психологию людей. Многие не верили, что Шолохов написал «Тихий Дон», безусловно, он был, по сути, мальчишкой, написал грандиозное произведение мировой классики ХХ века. Всякое бывает.
АН: Раз уж мы затронули эту тему 1993 года, скажите, что превалирует: художественный вымысел, образ, либо документальные вещи?
Шаргунов С.: Для меня было важно рассказать об обычных людях. В центре этого романа он и она. Он бывший электронщик, занимался ракетами, превратился в электрика, вместе с женой они работают на аварийке, где она диспетчер, сидит на телефоне. Противостояние прошло через их семью, история семьи превращается в историю страны. Мне кажется, что правильно, когда литература рассказывает о людях. Это история обычных, я бы даже сказал простых людей, которые в какой-то момент пропали как будто бы из литературы. Эта история показана на фоне времени, на фоне трагического переломного времени 1993 года. И Виктор, так зовут героя, оказывается закручен вихрем событий, и его глазами можно увидеть происходившее в сентябре и октябре 1993 года, поэтому все ключевые существенные эпизоды того противостояния в этой книге тоже присутствуют. С художественными средствами, но с документальной подкладкой. Мне было принципиально важно не покривить против документалистики в фактуре. Это описано художественно, с метафорами, с метаниями, с репликами разных людей, краски, но сама фактура: где, кто, куда пошёл, что произошло, последовательность событий — было важно восстановить покадрово. Так что, смею надеяться, что для кого-то эта книга может быть ещё неизвестной правдой об октябре 1993 года.
АН: Заинтриговали, прямо сразу хочется взять и начать читать.
Шаргунов С.: Рекомендую. У меня на руках сейчас нет ни одного экземпляра, практически полностью распродан тираж и буду допечатывать новый.
Елена: Здравствуйте, Сергей. Вы такой молодой и красивый и сели уже за рутинную работу за письменный стол. Вряд ли эта профессия приносит стабильные доходы, скажите, какая деятельность приносит Вам и Вашей семье основной доход?
Шаргунов С.: Она права, уважаемая Елена, потому что писательский заработок кормит лишь на 20, может быть на 40%. Конечно, книга может кормить месяц, два, за счёт гонорара. Плюс переводы: у меня книги на французский, английский, итальянский переводятся и, конечно, это тоже какие-то деньги даёт. По преимуществу я кормлюсь за счёт смежных с литературой дел. Я — главный редактор большого сайта «Свободная пресса». Я пишу много колонок, стараюсь писать не праздно, а чтобы это каждый раз было чем-то вроде рассказа и можно было даже включить в книгу. При этом важно, чтобы написанное было искренним выражением того, что беспокоит. Очень многое в стране и возмущает и беспокоит, заставляет переживать. Вот эта колумнистика присутствует в разных местах, например, раз в неделю появляется и текстовая, и аудиоколонка на «Коммерсант FM». На “Эхо Москвы» я по пятницам делаю программу в 20.13 как соведущий и во многих других местах. Большое количество журналистской работы.
АН: Тому, чему Вы, собственно, учились на журфаке МГУ.
Шаргунов С.: Да, не факт, что там меня этому научили, учился, скорее, сам, помимо всякого внешнего образования. Это не только заработок денег, хотя понятно, не только себя надо кормить, сын подрастает, и мы знаем, как в школе сейчас учёба обходится и прочее. Главное в том, что я не изменяю себе, мне нравится моя работа. Мне нравится журналистика и мне кажется, что я здесь не ухожу от литературы, в том числе, когда делаю сайты.
Вика: Кто Ваш читатель? Как говорят в маркетинге, Ваша целевая аудитория?
Шаргунов С.: Когда приезжаешь в Новосибирск или Челябинск, в Вологду или Рязань, как недавно – обнаруживаешь очень разную аудиторию, собравшуюся в зале. Это может быть юный бомбист, парень с ирокезом, злой экстремал; это может быть батюшка в кирзачах с крестом и в рясе; это, непременно, будет библиотекарша, которая выросла и сформировалась на классике, а также на толстых журналах с Юрием Трифоновым, Михаилом Козаковым, Валентином Распутином; это может быть юная девица курсистка, барышня с филологического факультета; могут быть местные журналисты. Но недавно, когда было ещё тепло, я читал отрывки своего романа на одном опен-эйр фестивале и больше всего меня порадовали охранники этой площадки, я вдруг увидел, как они стягиваются, стоят и слушают со смехом, с интересом, с задумчивостью всё до конца, прервав свои разговоры и даже прекратив на время курить. Мне это было лучшей наградой, что обычным людям тоже интересно, не всегда у них есть возможность читать современную литературу. Но я уверен, что если возможность такая возникает, то моими читателями становятся, в том числе и они, обычные нормальные люди.
 Алёна: Прочитала, что Вы из семьи священнослужителя. Почему не пошли по стопам отца? В Ваших произведениях есть что-то от религии?
Шаргунов С.: Да, есть. Например, есть такая «Книга без фотографий» —  это можно сказать ранний мемуар, она была написана несколько лет назад. Когда мне было 30 лет, я решил подвести определённую черту под биографическими сюжетами, рассказать о себе: взросление в семье священника на фоне позднесоветского заката, разные поездки на войну: Киргизия с революцией, Осетия с войной, Чечня, русская деревня с последним крестьянином, который вселяет в меня странную надежду и там есть глава под названием «Как я был алтарником». Это подробное описание, в том числе церкви ещё на переломе эпох: советская и уже перестроечная церковь. Я был алтарником, ходил со свечой, прислуживал в алтаре, конечно, я с детства впитал в себя церковнославянский язык и первые книги, которые меня окружали (часто в этом признаюсь и признаюсь ещё раз, что писать я начал раньше, чем читать) я брал книги, помню были такие домотканые переплёты жития монахини Таисии, и я переписывал буквы, каждое слово в рамочку.
АН: На церковнославянском?
Шаргунов С.: Конкретно эти книги были и на русском, и на церковнославянском. Я хочу сказать, что церковнославянские буквы как то естественно сливались с русскими в моём сознании с самого раннего детского времени. Теперь более подробно скажу об отношениях с церковью. Во-первых, с папой у меня прекрасные добрейшие отношения, потому что это мой отец, он меня в значительной степени воспитал, и сейчас он мне очень помогает с воспитанием своего внука, моего сына Вани. Я думаю, что это большая ответственность  быть священником. Надо сказать, что он сам крестился только в 25 лет, был успешным поэтом и переводчиком. Это человек, сделавший себя, рванувший из совсем глубин – он с Вятки, родился в посёлке Труд №4, отец погиб на фронте в штрафбате, мать – 2 класса образования. Интереснейшая судьба, он был суворовцем, в итоге окончил институт иностранных языков, знает много языков. Его вера, его дальнейший путь – это личный глубоко осознанный выбор. Я знаю несколько вариантов детей священников: бывают богоборцы, например, Чернышевский, который был сыном известного Саратовского проповедника. Можно вспомнить, что Варлаам Шаламов в значительной степени праведник, тем не менее, будучи сыном священника всегда называл себя атеистом. Он был таких крайне марксистских взглядов на момент, как попал в лагерь. Есть другой вариант – династийность, когда потомки наследуют и в какой-то момент эта связь прервалась. Слава Богу, что она восстанавливается. И я вижу уже эти семьи: дед, отец, внук, все идут, слава Богу, по духовной линии.  Мой вариант, скорее, третий, ни в коей мере не богоборчество, но и не династийность. Это, всё-таки, личный выбор. Я думаю, что это колоссальная ответственность. Это ведь не просто сын ювелира или сын пекаря, по крайней мере, я так это воспринимаю. Дай Бог, что есть хорошие батюшки и всё это продолжается, но для меня литература – это пространство приложения сил. И просто, может быть, мой трепет перед загадкой бытия ни в коей мере не позволяет мне профанировать отношение к церкви. Я с огромным почтением отношусь к церкви, но я никогда не стал бы позировать перед иконой, как это становится модно среди разного рода общественных деятелей. На мой взгляд, это глубоко личная история отношения человека и Создателя.
АН: Никто не исключает, что это может и в 50 лет прийти, потянет, да?
Шаргунов С.: Как знать, может быть ещё будет постриг и уйду в скит: «Еще одно, последнее сказанье — И летопись окончена моя» — превращусь в такого Нестора. Может быть, последние мои книги будут разительно отличаться от первых.
АН: Как бы логический переход к следующему вопросу.
Шамиль: Верите ли Вы в Бога? Русский народ сам сошёл со своего пути путём отхода от веры в Бога, убийства царской семьи. Необходимо, чтобы власти официально осудили злодеяния предков. Национальная идея есть православная вера русского народа, и если мы не окрепнем, то станем рабами, потеряв остатки сил. Согласны ли Вы с этим?
Шаргунов С.: Шамиль, я с большим уважением отношусь к православной церкви, и я считаю, что православие — это очень хорошо. Считаю, что у нас степень реальной веры невелика у людей, здесь больше факторов — как культура и традиции, потому что многие люди просто зашли, свечку поставили. Даже в Евангелии сказано, у кого вера будет размером «с горчичное зерно» — микроскопическая, тот уже молодец. Много ли таких найдётся, в том числе среди тех, кто «бьёт себя пяткой в грудь» с криками, что он православный.
Мы подходим к теме национальной идеи. Это сложный разговор, есть русская культура, есть идея развития, и есть вопрос доверия. Мы сейчас переживаем абсолютный кризис доверия всех ко всем. В России могут быть люди разных вер, в России могут быть люди не верующие – все они остаются гражданами России, и все они могут быть патриотами нашей Родины. Я против какой-то сегрегации здесь, потому что верит человек во второе пришествие или не верит – это его личное дело. Другое дело, я повторяю, что наша конфессия и православная церковь – это существенная основа существования государства, важнейшая основа. Но, куда ж нам плыть? Возможно ли это развитие? Ведь бывают и другие контексты, я часто сталкиваюсь с этими вопросами: «Что вы их оправдываете, посмотрите, церковь с хозяевами жизни, как они зажрались» и прочее. Не всегда это правда. Я знаю огромное количество достойных искренних священников, в том числе в деревнях, которые сами на последние копейки закупают свечи, раздают бабушкам, сами заботятся. Где-то церковь становится, по сути, центром села. Но есть и другие проблемы — проблемы конформизма. Может возникнуть ситуация, что нам скажут: «Да, у нас всё хорошо, у нас православие», а при этом будет олигархический бандитский строй. Запросто, зачастую и во многом мы это и наблюдаем. Поэтому вопрос в доверии, а доверие к государству, к соседу, доверие к происходящему в стране и надежда на то, что это развитие будет происходить, невозможно без решения элементарных вопросов. В том числе это касается разворовывания государства, чудовищная коррупция, которую мы наблюдаем и пока что ответом становятся лишь показушные и лишь усугубляющие положение дел отдельные акции и пиар ходы. Это вызывает смущение или возмущение. Но,  это разговор отдельный, думаю, мы его сейчас продолжим.
Ирина Васильевна: Национальная идея России сегодняшнего дня — СЕМЬЯ. Во всех аспектах этого многоёмкого слова. Поколение «подранков перестройки» несёт на своих плечах весь тягостный груз проблем и последствий, которые все без исключения — от мала до велика — сейчас ощущают на себе. Но им, 20-30-летним, на мой взгляд, тяжелее всего…
АН: Я так понимаю, что там где заканчивается семья, там заканчивается родина. Как когда-то крестьяне в царской России гнали врагов до границ своего поселения и там у них всё заканчивалось, разворачивали оглобли…
Шаргунов С.: Мнение правильное. У нас кризис семьи, он и в мире, и в России. Семьи осыпаются, не долго существуют, это в том числе связано с такими стремительными потоками жизни, с распахнутым всем ветрам миру. Это некая новая реальность, конечно, прежний деревенский уклад редко наблюдается, но это ведь ещё проблема, например, жилья, для молодых ребят. А где им вместе жить? Кто им даст крышу над головой, а значит, это проблема демографии, рождения детей. Поэтому возникает вопрос, почему мы вымираем? Почему оказывается невыгодно рожать детей? Конечно, что-то, как правило, декларативное происходит в ответ на эти вопросы. Но, например, многодетным семьям обещали давать землю с инфраструктурой, для того, чтобы могли отстроиться. В результате мы пока этого не наблюдаем. Я не столь давно писал как раз статью, у меня на даче соседями оказалась семья, которую просто попросили вон. А их там четверо ребятишек, им негде жить, все обещания власти о том, что будут давать дома, не сбылись. Жена попала в аварию, муж тоже не тянет до конца. Я написал статью,  есть хороший момент —  это человеческая солидарность и самоорганизация. То, что внушает определённую надежду, люди скинулись и в итоге купили семье дом в Пушкино. Хотя, нашлись, конечно, и такие, кто говорил: «А нафиг помогать», «Надо растащить этих детей», «Надо отдать в детские дома», «Зачем рожают?» — такие разговоры тоже слышали. На самом деле, без внятной волевой политики, которая будет поддерживать демографию, семью, предоставление жилья молодым семьям – ничего не будет. Вот об этом нужно думать, а философствовать и пускаться в лирические рассуждения можно сколько угодно.
инженер:  Никакая вера не спасёт деградированный народ. 20 лет пивососания дали благодатные результаты. Наглядный пример — события в Бирюлево, когда решение проблем искали в торговом центре и овощной базе. Мышление на уровне папуасов.
АН: В продолжении вопроса хочу спросить у Вас, как Вы думаете: почему то мы за границей, выходцы из Советского Союза – все русские, все гордимся Достоевским, Чеховым. А у себя на Родине начинаем делиться на национальности — события в Бирюлёво. Это очень опасная тенденция – разжигание национальной розни и даже Собянин признал, что есть такая тема, над которой надо работать. Как Вы думаете, почему наш народ так разобщился?
Шаргунов С.: Да, за границей, действительно, до сих пор всех советских называют русскими. Это касается и русской мафии. К сожалению, процессы зашли слишком далеко. Проблема неконтролируемой миграции существует. Эта проблема существует и в Европе, которая, по сути, оказалась сломлена за счёт своей толерантности. Я ни в коей мере не шовинист, я люблю и уважаю все народы без исключения. Я родился в Советском Союзе и считаю, что все Советские республики — это, на самом деле, братские республики должны быть. Но у нормального обычного человека возникает вопрос, почему когда мы были одним государством, например, жители Таджикистана, Узбекистана жили в своих республиках, а как только они от нас отделились, их мужское население поголовно переехало в города Российской Федерации? Это возможные ответы, типа: есть хочется, но даже самый рьяный поборник миграции должен признать, что происходящее антигуманно. Приезжают они сюда, как дешёвая рабсила, зачастую оказываются в бесправном положении. Большую часть даже тех смешных денег, которые они должны получать – у них отбирают, поэтому они зачастую просто выходят с кистенём на большую дорогу в сумерках. Понятно, что криминальная ситуация есть и среди обычного населения, живущего здесь традиционно, но одно дело, когда на кухне Марья Ивановна поссорилась с Василием Петровичем, другое дело, когда приехавший человек совершает преступление, как это случилось в Бирюлёво. В этом простая азбучная суть конфликта. Здесь замечу, что, к сожалению, никаких решений и мер со стороны власти пока не видно, кроме показухи. Закроем овощную базу, закрыли, но это значит, что те, кто там работал, они же не рассосались, они теперь в ещё более озлобленном состоянии будут бродить вокруг. Есть социальные аспекты — это столкновение бедных и сверхбедных, конкретная ситуация с Бирюлёво. Есть аспект экзистенциальный и психологический – это агрессия, она возрастает. Я сказал об этой степени недоверия, агрессия кромсает наше общество на куски. Агрессия возникает там, где люди не видят развития. Они не понимают, куда двигаться дальше. Я уверен, можно было решить эти проблемы с межэтническими столкновениями – раз и, при этом, иметь нормальное большое государство. Это зависит от политической воли. Может быть нормальная близкая интеграция и при этом решение проблемы неконтролируемой миграции. Можно создать центры уже там: в Киргизии, Таджикистане, Узбекистане, где будет абсорбция, где будут выдаваться культурные азы, и человек будет проходить определённый экзамен и тест на знание русского языка, заранее, ещё там и, конечно, можно уже выстраивать вакансии для специалистов. Для этого не нужно понижать финансовую планку. Не нужно рассчитывать, повторюсь, на дешёвую рабсилу, которая, конечно, выгодна предпринимателям и аффилированным с ними чиновникам и государству это всё выгодно. В итоге страдают все – обычные простые люди вне зависимости от того, приехали они оттуда или живут здесь. Главная  проблема состоит в безнадёге, злости и можно бесконечно душить, закрывать мантрами происходящее или устраивать крикливые ток-шоу, не имеющие никаких практических последствий, но проблемы, к сожалению, нарастают и будут нарастать, и остаётся один главный вопрос: где рванёт дальше?
АН: Да, это страшно, конечно, ждать и ничего не делать.
Алекс: Стоит ли искать национальную идею, если не услышали в своё время пророчество Фёдора Михайловича? Это к тому, что опять заболтаем.
Шаргунов С.: А какое пророчество, кто погубит Россию?
АН: Наверно, да.
Шаргунов С.: Конечно, нужен живой патриотизм. В значительной степени за последние годы сама идея патриотизма оказалась сильно дискредитирована официозом. Когда люди слышат о свободе и тем более о либерализме, они сразу думают, что это значит всё разрушить, развалить, лишить пенсионеров пенсий и пополнить миллионами ребятишек ряды беспризорников. Вот с чем у нас ассоциируется свобода и либерализм – сдача позиций нашим «доброжелателям» из других государств. Когда слышу о патриотизме последнее время, всё чаще возникает образ чиновника с тремя подбородками и животом, который «пилит» миллионы, пристроил на нефтегазовое местечко своего сына: одного на нефть, другого на газ, всё свое семейство и при этом осеняет себя крестом и говорит: «Россия встаёт с колен». Или, например, вспоминаются всякие шабаши движения «Наши». Я думаю, что совершенно целенаправленно у нас дискредитировался патриотизм со стороны власти, потому что отсутствие живого патриотизма, естественной верности народу — это главная беда нашей страны. Нормальному человеку, а нормальных людей у нас 90%, просто некуда  податься: слева бесы, справа бесы — думает он. Слева – совершенно нигилистическая безумная квази-прозападная прослоечка, которая варится сама в себе и бесконечно тоталитарна по своему сознанию, уже давно антиинтеллектуальному. А справа-  бессмысленный официоз, связанный скорее с «распилом», с расхищением и полной безыдейностью. Но я верю в то, что прорвётся и прорастёт живое чувство патриотизма, даже я бы сказал народничества. И мне, в том что я делаю, говорю, пишу, очень важно вот это сопереживание обычным людям, нашему народу.
Игнат: Может ли сегодня талантливый человек без связей и денег пробиться к широкому кругу читателей?
Шаргунов С.: Да, может. Вот он сидит перед Вами, поверьте. Но это не так просто, это сложная история, потому что ещё 10 лет назад, в 23 года,  я уже был достаточно известен в кругах литературы и журналистики. Уже были и премии, и книги, хотя мне было не много лет. Это требует, наверное,  каких-то способностей, но и волевых усилий. Нужно не сдаваться, когда вы написали произведение, нужно уметь смотреть на него критическим взглядом, нужно штурмовать издательства и издания и, не всё сразу. Я помню свои первые рассказы: написал подборку рассказов, мне было 19 лет. Я пошёл туда, сюда, мне говорят, да, мило, хорошо и ничего более, никакого продвижения. Вдруг повезло, пришёл в журнал «Новый мир», зная, что есть такой главный «толстяк» среди толстых журналов. Внезапно они пробили толщу этого журнала, они вышли.
Потом повезло: на литературную премию отправил своё произведение. Дальше становится и легче и тяжелее, потому что возникает большое количество завистников, недоброжелателей – это неизбежно в любом деле. С другой стороны,  и легче, возникает кругозор, понимаешь ситуацию. Сейчас всё в этом смысле достаточно просто, главное писать.
АН: Есть и Интернет и блоги, можно позиционировать.
Шаргунов С.: Сейчас поменялась эта история, сейчас возникло всё это. Когда я начинал, толком этого ещё не было, но это ведь тоже опасно — история с Интернетом, многие думают, что они могут быть крутыми писателями в рамках своего бложика. Это не правильно. Важно признание, важно, чтобы тебя прочитали, во-первых, читатели – это самое главное, во-вторых, важна среда. Если вы хотите быть писателем, для начала почитайте современную литературу, не отплёвывайтесь, поймите, что там есть немало отличных серьёзных произведений. Каждый год появляются 2 – 3 очень хороших романа, уверяю вас. Другое дело, может быть, учитывая то, что сейчас не такое герметичное общество, как когда-то с баснословными тиражами толстых журналов, не все успевают следить, но новинки литературы, как принято выражаться, возникают яркие, интересные и многие книги я мог бы с ходу порекомендовать. Кстати, только посмотрел, был на премьере фильма «Географ глобус пропил» Александра Велединского, моего доброго товарища, блистательного режиссёра, который в свои, почти 50 лет, внезапно воскрес, прорвался. Он всегда был талантлив, взял, прорвался, сделал классное кино, получил «Кинотавр», скоро будет на всех экранах, смотрите. А основа для этого фильма, тоже замечательный роман пермяка.
АН: Алексея Иванова?
Шаргунов С.: Да.
АН: Обалденный писатель, совершенно необычный.
Шаргунов С.: Да, естественно, я тоже очень люблю Алексея Иванова. Это к вопросу о писателях, вот кто ему помогал прорваться? Слава Богу, сел и написал. Самое главное, что нужно писать.
АН: Кстати говоря, когда авторитетные люди говорят о молодых писателях, хочется почитать. Я об  Алексее Иванове узнал от Чубайса, что Чубайс читает Алексея Иванова. Думаю, что же это такое, интересно, а как так? И, действительно, совершенно необычный. И надо таким людям помогать, начинающим писателям.
Шаргунов С.: Я думаю, Вы точно так же могли услышать об Алексее Иванове от Проханова или от Рогозина, от Чубайса можно услышать или от Квачкова, дело не в этом, потому что это, прежде всего, хорошая русская литература, как раз вне идеологического сектантства: о людях, об их отношениях, яркая психологическая проза.
АН: Коли мы перешли к теме преодоления трудностей, прорыва к публике, к аудитории, Виталий спрашивает, кто Ваш первый главный критик, кроме того, что Вы первый критик, самоцензор.
Виталий: Кто Ваш первый и главный критик?
Шаргунов С.: Я некоторые статьи даю папе почитать, зарисовки. Некоторые прозаические тексты я даю маме почитать, тем более, они литературно одарённые люди, мне кажется, со вкусом. Я здесь вам признаюсь, что с родителями иной раз даже очень советуюсь и где-то прислушиваюсь. Есть несколько друзей и подруг, с которыми можно посоветоваться. Но прежде всего, я доверяю себе. Вообще, когда пишешь, важна безоглядность и не нужно потакать массовому мнению, но забывать о читателе тоже не стоит. Возникает ощущение, что ты сидишь в кафе и разговариваешь с приятелем, за окном осень, вы попиваете что-то, ты его иногда для убедительности трясёшь за плечо и рассказываешь ему какую-то историю и говоришь: «Здравствуйте» — тем, кто подсел к столу, может быть ты стал говорить чуть громче и это кого-то захватило, становится интереснее кому-то, но в принципе это каждый раз личный разговор.
АН: А приходилось переписывать, переделывать после самых первых, самых близких критиков, что-то?
Шаргунов С.: Я нахожу время для правки. Я писал полтора года последний роман, он большой 570 страниц и полгода я отдал редактированию. Конечно, я целыми главами переписываю. Где-то, мне показалось, что Ходулина немножко, Фелитона, потому что я писал об обычных людях: о рабочих. Очень сложно писать о рабочих. В том числе пригодились репортёрские навыки, я отправлялся в аварийную службу, спускался под землю, в том числе говорил со многими специалистами. Конечно, какие-то детали, в том числе связанные с событиями 1993 года, где то, я что-то дописывал, помню, говорил с девочкой, которая пошла со своей мамой на митинг к Дому Советов и потерялась там в толпе, потом всё время провела внутри здания, она мне интереснейшие истории рассказала. Где-то, где происходит гул народа и маленькая девочка рассказывает старушкам, про трофеи, взятые в мэрии, про чипсы и банки с колой, какие-то чёткие детали, которые не придумаешь, не подделаешь, я, конечно же, туда инкрустировал.
АН: Видимо тема национальной идеи всё больше и больше волнует наших читателей и вот наш постоянный автор, внимательный и вдумчивый читатель Сибиряк Евгений возвращается к этой теме.
Сибиряк Евгений: Государство российское с заросшими подлеском миллионами га пашнями, тысячами обезлюдевших сёл, огромными и необжитыми просторами Сибири и Дальнего Востока как никогда нуждается в народонаселении. Которое, как пехота после успешной войсковой операции, должно освоить, обустроить и защитить своим присутствием и жизнедеятельностью проплешины России… В связи с этим, солженицынская формула СБЕРЕЖЕНИЯ НАРОДОНАСЕЛЕНИЯ как никогда актуальна и востребована. Вообще говоря, рост населения в государствах с большими территориями наиболее точный интегральный показатель успешности власти и её политики.
Считаете ли Вы, что СБЕРЕЖЕНИЕ НАРОДА РОССИЙСКОГО должно стать официальной формулой национальной идеи России?
Шаргунов С.: В известной степени я уже ответил на этот вопрос, когда говорил о семье и о демографической катастрофе. Да, разумеется, то что говорил Александр Исаевич «о сбережении народа» и многие его тезисы, как нам устроить Россию — не со всеми из этих тезисов я согласен, но мне кажутся важными. Конечно, есть ощущение, что народ —  это такая «снежная баба», которую принесли в тепло в истопленную избу: и вот, отвалился один кусок, другой, и вот уже упал нос-морковка и растекаются воды по полу. Род тает, что бы нам бодро не рапортовали по поводу небольших демографических достижений. Понятно, что это связано и с бэби-бумом 80-х, и с увы неконтролируемым миграционным притоком. А, в сущности, есть неумолимые логические и статистические показатели, по которым становится нас — людей всё меньше и меньше в России. Сбережение народа невозможно без правильных психологических кодов, потому что некоторым людям хоть «в петлю лезть». Отсюда и «бухалово» и отсутствие большого общего дела, и отсутствие веры, и в себя и в завтрашний день.
Валентина: Здравствуйте, Сергей. Я время от времени вижу Вас на каналах «Культура», «Дождь». Мне очень нравятся Ваши выступления. Они созвучны тому, как я думаю о происходящем в стране, о последних 20 годах. На РСН ведущая Карацупа и её приглашённая гостья, говоря о выставке «Осторожно религия», или как то так, очень нелицеприятно отозвались о Вашем отце. И что самое, я бы сказала, гадкое, Карацупа при этом заметила как-то подленько «это отец Сергея Шаргунова, да, да». Это выглядело, на мой взгляд, отвратительно. Нас так не учили. Я не знаю Вашего отца, но за Вас мне было больно и обидно. Как можно? Она что, хотела всю аудиторию слушателей настроить против Вас? Это очевидно. Ведь не все знают Вас. Что Вы думаете об этом?
Шаргунов С.: Я не знаю, не слышал этой передачи, мало ли кто что сказал. Ничего не думаю. Валентина даже приводит фамилию ведущей, Карацупа, я специально посмотрел, ради интереса, есть ли такая ведущая и не обнаружил. Может быть, уважаемая Валентина просто фамилию неправильно расслышала, но я благодарен за слова уважения, дорогая Валентина, могу Вам сказать, что про своего любимого папу я всё уже сказал, всё у нас прекрасно. А то, что какие-то будут нападки и будут пытаться об отце судить через сына, по отцу судить о сыне и прочее, это тоже не правильно. Притом, что у нас прекрасные доверительные отношения, понятно, что мы оба со своей самостоятельной дорогой и в чём-то у нас могут разниться взгляды, подходы. Мой папа полностью внутри церкви, я всё-таки литератор (не важно, в чём эти взгляды могут разниться), но в целом, в главном, есть общее понимание. А то, что есть место спорам или размышлениям, это есть в отношениях любых людей и то, что какие-то безумные пропагандисты пытаются внести принцип родственной ответственности, как это у нас было в своё время, это, конечно, выглядит нелепо. Все взрослые люди отвечают за себя.
Олег Дмитриев: Вопрос к Вам и редакции. Молодёжь и не только уничтожают. Уничтожают души и сознание. Через 5-10 лет останутся «живые трупы». Я преподаю: студенты оживают не надолго. Они не осознают себя.
Вас услышат очень, очень немногие. Причём те, кто Вас уже слышал. Проблема в реанимации сознания, в массовом эффективном ПРОСВЕЩЕНИИ, в борьбе с информационной плесенью. У Вас есть предложения? Как нам решать эту проблему? Формирование протеста ведёт к формированию многоликой толпы, которая сама себя уничтожит.
Шаргунов С.: Молодёжь? Да, наша молодёжь прекрасная, замечательная, разная, проблема в том, что часто не хватает самостоятельного мышления, потому что Интернет даёт иллюзию альтернативной точки зрения и где-то это так, но они очень легко сколачиваются в стаи и возникает какой-то новый конформизм. Но мне кажется, всё-таки есть какая-то храбрость у сегодняшних молодых, они не оказались фрустрированными, подавленными всем тем, что пережили предыдущие поколения: многих оглушили танковые залпы 1993 года, многих замучила безработица и просто бедная жизнь, 90-е годы, нулевые тоже. А молодёжь, даже когда так часто кажется, что они конформистски настроены и смотришь на опросы, вроде бы главное для 20-летнего — это устроиться менеджером среднего звена в Газпром, а потом видишь этого же 20-летнего, когда он подставляет свои рёбра под дубинки и смело отправляется в автозак, отстаивая свои представления о чести и справедливости. Когда происходит какая-то явная несправедливость, 90% всех выходящих, это как раз молодёжь. Так что, дорогой слушатель Олег Дмитриев, не будем так уж сильно переживать, но вопрос образования для нас, конечно, важен в любом возрасте, так же как и вопрос самостоятельной достойной личности. Но ведь наше телевидение, зачастую дегенеративное и убогое, оно формирует сознание людей и не только молодёжи. Может быть, даже растлевают пенсионеров. Давайте позаботимся о нравственном состоянии пенсионеров, которые в основном смотрят программу «Пусть говорят» с бесконечной расчленёнкой и все эти адские ток-шоу. Мне кажется, что это тоже актуальный вопрос, что там с душами и сердцами пенсионеров.
Мария Гордеева: Сергей, Вы — значительный русский писатель, притом стилист, без чего нет писателя. Как Тургенев. Жаль, если публицистика и «злоба дня» у Вас победят Искусство (всё-таки преследующее высшие и вечные цели), но именно эта тенденция, мне кажется, у Вас и наблюдается. Вы были более писателем и менее общественным деятелем, когда писали про бедного Рязанова или про Лену Мяс