Анна Демидова. Четыре стороны любви

Я глохла от взрыва. У меня спортивный разряд, я в лёгкую преодолеваю пешую «четвёрку», но я не успевала. Сорвалась, оставив в руках Дениса роскошные белые розы. Отсыревшая штукатурка крупными ошмётками валилась с потолка. Запах гари заволакивал тесный подвал. Где-то в облаках дыма и пара должен быть он, Димка.

Я знала его уже три года — с тех пор, как сдала экзамен на инструктора по детскому туризму. И всегда в группе был он, хорошо экипированный, но неприкаянный и молчаливый. Долгими вечерами у костра я пыталась его разговорить. Огонь у Димки по своей воле не затухал никогда, он мог разжечь костёр из камней, замешанных на воде. Чем он там колдовал, не знаю, но Серёга, его одноклассник, рассказал мне, что Димыч  частенько задерживался после уроков в химической лаборатории, смешивая реактивы и вызывая джинов из пробирки.
— Дим, чем дома занимаешься? — пыталась дознаться я, присаживаясь рядом с ним на липкий от ароматной смолы сосновый чурбак.
— Ничем!
— Так не бывает. Можно читать. Можно в блогах «албанский» шлифовать. Можно телеэфир прочёсывать со скоростью реактивного  самолёта. А ты что делаешь?
— Ничего! — Димка подбрасывает в костёр колючую ветку, и небо освещает сноп пляшущих искр.
— А родители что делают?  
— Ничего! — мой собеседник молчит, потом ломким голосом добавляет: — Он приходит, когда захочет, иногда заполночь, а она днём дома сидит, а вечером по театрам ходит, рецензии вроде как пишет.
— Они что, ругаются? — я наливаю в кружку остывший чай, достаю из гермомешка пару ржаных сухарей, протягиваю Димке. Он сначала крутит головой, потом нехотя берёт и начинает сосредоточенно грызть.
— Да нет, — наконец, отвечает он.- Но нас не трое, а три. Три по одному,  — и вдруг срывается: — А я что?! Дарят мне  всякие штучки. Вот, зажигалкой «зипповской» осчастливили, костёр разжигать. А не оно мне надо, всё это!.. Надо, чтобы родители друг друга любили!..  Всё! Спокойной ночи!
Димка затушил костёр и нырнул в свою палатку.
В другой раз я узнала, что его родители развелись, мать захотела пожить своей жизнью, Димка переехал к отцу, а в нашей группе появилась Саша. Ничего особенного в девчушке не было: неуклюжая курносая толстушка с негустым хвостиком на затылке, но смешливая и ласковая. Увидит ужика, взвизгнет, потом смеётся. Брызнешь на неё водой, снова заливается. Но когда она готовила «сашинские» оладьи с сыроежками, вся наша немаленькая группа скучивалась вокруг костра, и, затаив дыхание, ждала первых жгучих лепёшек, удивительно быстро исчезавших непонятно куда.
 На эти ли оладьи купился Димка, или на Сашино «Доброе утро!», в любую погоду сопровождаемое солнечным теплом, но он как-то отогрелся и отмяк. Костёр в его руках трещал веселее, Димка уже не скупился на берёзовые поленья и не заливал огонь, разгоняя всех по палаткам. Он  всегда вызывался готовить вместе с Сашей, не давая ей таскать каны с водой и драить песком подгоревшую сковородку. Я ни разу не видела, чтобы он обнял её, как это делали другие пятнадцатилетки в нашей компании, но когда кто-то попытался навязать Саше своё руку, молча возник рядом и уже не отходил.
Они общались и между походами — об этом мне рассказывала Саша.  Гуляли вечерами напролёт, обошли пешком всю Москву в пределах Садового кольца, Саша наставляла его в лабиринтах истории и литературы, а Димка объяснял спутнице тонкости химических реакций…
Я сорвалась по Сашину звонку. Звенящим голосом девушка прокричала:
— Светлана Анатольевна! Света!.. Он сказал, что меня любит, но не верит себе. Сказал, что лучше в огонь… Он со мной попрощался!
— Димка? Почему? Где он?
— Не знаю… Светочка, помогите!
Сразу вспомнилось, как запросто обращался Димка с огнём, как молчал и как твёрдо следовал принятым решениям. Сунув розы на крепких длинных стеблях обратно в руки Дениса и отрешившись от его обескураженного взгляда, я дрожащими пальцами набрала номер Серёги.  
— Слушай, друг хороший! Быстро говори, где у Димки склад боеприпасов?
— Чего? Каких боеприпасов?
— Ну, этих… химических ваших реактивов? Где он опыты свои может устраивать? Знаешь?
— А зачем вам?
— Говори, а то поздно будет. Не увидишь больше Димыча своего. Давай, колись!
Наверное, я орала как ненормальная, потому что обычно ершистый Серёга неожиданно легко сдался и назвал адрес.
— Это в подвале, в доме рядом с гаражами, где мы своё снаряжение храним. Старый такой дом, кирпичный, дверь в подвал зелёным выкрашена…
Где они складировали своё походное имущество, я знала — не раз  приходилось забирать и привозить обратно. Не далеко! Буквально в двух остановках. Я судорожно огляделась. Субботним утром улица была пуста. Я глубоко вдохнула, поздравила себя, что не одела обувь на каблуках, отмахнулась от Дениса и побежала, как всегда бегала кроссы…  
Я заранее оглохла от взрыва, но его не было. Не слышно было и запаха гари. Зелёная обшарпанная дверь оказалась незапертой. Я рванула её, едва не потеряв равновесие, и ввалилась в подвал. Сочившийся из зарешечённого оконца свет едва освещал обмотанные взлохмаченным поролоном трубы и допотопные вентили. Свисавшие с низкого  потолка гроздья паутины, пыли и штукатурки мешали быстро сориентироваться, но светящаяся точка в дальнем углу привлекла внимание. Димка сидел, держа зажигалку над наполненной чем-то банкой. Он вздрогнул, невидяще посмотрел в мою сторону и снова застыл над крохотным огоньком. Чтобы превратить его в смертоносный факел, хватит и секунды. Он это знал, а я догадалась.
Остановившись у двери, я пыталась успокоить сбившееся дыхание и судорожно соображала, что сказать.
— Слушай, Дим! Ты знаешь, я тебя никогда не обманывала. Честное слово, не стану тебе мешать, уйду. Только ты пока погаси свой бикфордов шнур, пожалуйста.
Он медленно повернул неподвижное лицо, несколько бесконечных мгновений смотрел мне в глаза. Потом огонёк погас, и я почти потеряла парня из виду.
— Ты помнишь, что у нашей Саши через неделю день рождения? Решил ей на всю оставшуюся жизнь подарок сделать?
Молчание. Потом из пахнущей плесенью темноты донеслось глухое:
— Нет.
Я ринулась дальше:
— Ты думаешь, нас куда-нибудь выпустят после этого? Сочтут ведь: это у нас в коллективе такой климат нездоровый, что подростки от него в бутылку лезут. А то ещё и на меня всех собак навешают. Этого хочешь? — я, конечно, здорово преувеличивала, но как иначе вышибить из него заклинившую мысль, не знала.
— Нет, — уже с меньшим интервалом последовал ответ.
— С Сашей, что ли, поссорились?
Такое представить было трудно, но чего меж влюблёнными не бывает? По себе знаю.
— Да нет, она хорошая. Это я…
— Что ты?
Молчание. Этого я боялась больше всего, а потому ринулась в самое горячее, как мне думалось, место:
— С родителями что-то не так?  — тема была старой, поэтому я уверенно скомандовала: — Выкладывай!
Всё оказалось до банальности просто и гадко.
Накануне Димка с Сашей поехали на Воробьёвы горы, оттуда, взявшись за руки и болтая невесть о чём, пошли пешком к небоскрёбам Сити. Пока топали по железнодорожным путям, пока ехали до своего спального района, пока добирались до Сашиного дома — время летело незаметно, и Димка вернулся  непривычно поздно. Открыв дверь квартиры, он услышал в гостиной голоса. Оттуда вышел отец в шёлковом халате и с бокалом в руке.
— А, Дмитрий! — он был в хорошем настроении. — У меня гости. Присоединишься?
Димка заглянул в комнату. На столе — фрукты, шоколад, несколько бутылок, фужеры с розовыми следами. На диване сидели две сильно обнажённые молодые женщины. Отец протиснулся между ними, сел и закинул ногу на ногу. Полы халата разошлись, оголив волосатые ноги. На колено сразу легла женская рука. Димка развернулся и ушёл на кухню — надо было что-нибудь поесть.
Что у отца бывают женщины, Димка знал, но ещё никогда это не было явлено ему столь неприкрыто. Разбив на сковородку два яйца, он потянулся за тарелкой. Когда обернулся, на пороге кухни стоял отец, обнимая за талию одну из своих гостьей.
— Ты у меня уже большой, Дмитрий! Вот, возьми, — отец подтолкнул к нему накрашенную девицу. — Уступаю!
Он рассмеялся и скрылся в гостиной.
Димка оторопело застыл с тарелкой в руках. Девица  мягко подошла и провела ладонью по его щеке, потом рука с лакированными ногтями скользнула ниже.  Димку передёрнуло. Он не глядя сунул тарелку в чужую грудь, оттолкнул  и вылетел из квартиры…
Сказать мне было нечего. Пока Димка говорил, я подошла и села рядом на занозистый фанерный ящик, положила руку на чуть дрожащие тонкие пальцы, потихоньку вытянула из них зажигалку, обняла за плечи. Сколько прошло так времени, не знаю. Мы так и вышли с ним из подвала — обнявшись, потрёпанные и запылённые. Щуплое октябрьское солнце пробивалось сквозь тучи. Люди удивлённо смотрели на нас. Наверное, меня принимали за совратительницу малолеток. Но это было не важно. Важно, что на углу нас ждала Саша.
Оставив их вдвоём, я повернула назад и почти сразу наткнулась на свои обалденные белые розы. Денис был моим четвёртым парнем. Или всё-таки первой любовью? Я решила, что пора остановиться.