Близ умного дети и не учась читают
Сегодня в гостях у нашего литературного портала популярная детская писательница Анна Никольская. Разговор пойдёт о развитии детской литературы, новом романе «Апокалипсис Антона Перчика»
— Что Вы читали в юности? На каких авторах «выросли». Кто были Ваши любимые герои?
— Хармса, Зощенко, Тэффи, Булгакова, Коваля, рассказы Чехова. И Достоевского очень любила — за мрачную атмосферу. А в детстве — Туве Янссон. По-моему, она гениальная писательница, особенно поздние её произведения о муми-троллях… У неё книги на все возраста — и ребёнок, и взрослый видит в них что-то своё. А вот русские народные сказки я почему-то не любила.
— Насколько была в почёте литература в Вашей семье?
— У нас дома было много научных книг: мамины — по психиатрии и папины — по «электричеству», как я в детстве это называла. Он профессор, доктор наук — до сих пор преподаёт в университете. И ещё было много книг поэзии — мама ею увлекалась. И классика, конечно — русская в основном. Из детского у меня была всего одна маленькая полка — мы чаще брали книги в библиотеке.
— Самые близкие Вам авторы — кто они?
— Я не смогу всех перечислить. И даже вот так сразу вспомнить — я в последнее время, наверное, слишком много читаю — и по работе, и для души. Не успеваю всё по полочкам разложить. Я такой типичный книжный червяк. Книги мы с дочкой рюкзаками из библиотеки носим по субботам — у меня уже хронически плечо болит из-за этого. Очень люблю Сэлинджера и «взрослые» книги Роальда Даля — это те, к кому хочется периодически возвращаться.
— Почему Вы пишете именно для детей?
— Мне нравится. Для взрослых я тоже писала — но мне не понравилось.
— А вот собаки — они частенько становятся Вашими главными персонажами. У Вас у самой есть собака?
— У нас дома всегда они были. И кошки, кстати, тоже, черепашки и хомяки. Но я собачница. Сейчас у меня нет своей — такса Нора недавно умерла. Но мы уже решили — на летних каникулах возьмём из приюта какую-нибудь собаченцию. Чтобы у дочки было время к ней проникнуться и весь груз ответственности ощутить.
— В полной ли мере дети обеспечены «своей» литературой? Это как-то связано с тем, что нынешняя молодёжь читает ещё меньше, чем поколение их… скажем так, старших братьев и сестёр?
— Сейчас много издаётся детских книг. Гораздо больше, чем даже два года назад. Просто дело в том, что большинство родителей не в курсе этого. Книжные магазины предлагают в основном глянцевый ширпотреб или переиздания известных классиков. В регионах особенно. А всё самое интересное происходит в маленьких издательствах, но их книги не доходят до регионов. Так что вся надежда на Интернет. Сейчас есть масса читательских сайтов, где можно пообщаться с просвещёнными в этом плане мамами. У них как раз такой проблемы не стоит — что, мол, ребёнок не читает. Есть одна японская поговорка — близ умного дети и не учась читают.
— Ваша недавно вышедшая книга «Апокалипсис Антона Перчика» — о чём она?
— Она про одного довольно отвратительного восемнадцатилетнего типа. На планету обрушивается метеоритный дождь, и привычный ему мир гибнет. Он вдруг теряет всё — родителей, брата, благосостояние, комфорт… Я о бытовом — душевного у него как не было, так и нет. Вместо этого — выжившие люди-мутанты и полное одиночество. На самом деле, книга — совсем не зомби-ужастик, а… «пронзительный социальный роман, психологически выверенный до последней запятой». Так один критик сказал, а мне понравилось, и я запомнила. Это я от беспомощности отшучиваюсь. Мне почему-то чертовски сложно рассказывать о собственном тексте. Мне легче посидеть несколько месяцев и его написать, а потом пусть каждый решает сам, о чём это я.
— Как Вы считаете, помогли ли Антону пережитые испытания? И могут ли они помочь реальному подростку?
— Знаете, этот роман я с натуры писала. По мотивам психологического эксперимента — его в 2012 году проводил известный британский гипнотизёр Деррен Браун. У него была цель — убедить одного малоприятного парня, что планета вымерла после катастрофического удара метеорита. Все его злоключения были тщательно спланированы с тем, чтобы дать подростку шанс переосмыслить свою жизнь и, может быть, начать новую. Через несколько месяцев после эфира показали интервью со Стивеном (главным героем) — он, кстати, был хроническим тунеядцем, мог, например, мать ударить… Так вот, он потом устроился на работу, помирился с родителями, с братьями наладил отношения. Так что всё может быть. Безнадёжных людей, по-моему, не бывает.
— Ваш первый литературный опыт — помните его? И первый успех — хотелось бы о нём знать.
— Это сразу был роман. Причём самый мой толстый. Когда я принесла его в нашу писательскую организацию, мне сказали: ну что ж, по крайней мере, вы девушка усидчивая — столько часов высидеть на одном месте и что-то там ещё написать! На самом деле, это полезное качество для автора — умение доводить начатое до конца. Без начальника в голове это трудно. А первый ощутимый успех — премия Сергея Михалкова за повесть «Кадын — владычица гор». Кстати, я её не особенно люблю — там всё больше алтайский героический эпос, а меня совсем чуть-чуть.
— Каким Вы видите будущее русской литературы? Как по-Вашему, сегодня она переживает период подъёма, или наоборот?
— Я плохо в этом разбираюсь. Я лучше знаю детскую литературу и вот здесь, по-моему, всё складывается довольно хорошо. Некоторые даже говорят о «новой волне» в детлите — время покажет. Нам бы денег сюда побольше — чтобы у региональных детских библиотек появлялись новинки, чтобы в школах детям книги раздавали бесплатно, как это делается в Англии, например. Чтобы выходили литературные детские журналы.
— Расскажите про «Жёлтую гусеницу». Для чего она была задумана? Приносит ли она детям какую-то ещё пользу, кроме хорошего настроения?
— «Гусеницу» мы делали больше для родителей, чем для детей. Всё-таки это был интернет-журнал. Чтобы они читали современных детских писателей и поэтов и знали, что на Агнии Барто время не остановилось. А когда мы решили переехать на бумагу и выпустили пилотный номер, нам сказали, что это никому не интересно. Другими словами, коммерчески невыгодно выпускать такой журнал. Это же не «Маша и медведь» и не «Фиксики», за которыми целая индустрия стоит. И мы такие не одни — «Кукумбер», «Батискаф», «Тарарам» — прекрасные периодические издания для детей тоже канули в Лету.
— Что Вы сами читаете сейчас?
— Вчера дочитала «Ангел для Мэй» Мелвина Бёрджесса. Очень классный подростковый писатель, такой — остросоциальный. Его книги в России запретили в 2006 году, а ведь он — лауреат премии Карнеги, на минуточку.
— Что Вы сейчас пишете?
— Недавно закончила подростковый дневниковый роман «В самолёте со страусом» — о жизни одной эксцентричной девчонки между двумя странами — Россией и Англией. То есть, практически, обо мне. Он должен к осени выйти в издательстве «Время». И начала детскую повесть — «Чемодановна. Моя ужасная бабушка». Это будет что-то такое в духе «Бабаки Косточкиной» — фантасмагоричное и смешное, я надеюсь.
— Можно ли сегодня «прокормиться» литературой? Обеспечивает ли она Вам достойную жизнь?
— Я только ей и кормлюсь. Если учитывать ещё переводы, рецензии и рассказы для глянцевых журналов. А вообще всё зависит от тиражей. И ваших потребностей. У меня и то и другое довольно скромное — на жизнь вполне хватает.
Беседовала Елена СЕРЕБРЯКОВА
