Пригрели и выкинули…
Такая драма произошла у меня на глазах и на глазах у всего нашего двора, что не могу ею не поделиться.
У Ольги было трое детей: два старших — Боря и Олег — и младшая, её любимица Маринка. Ольга сама из простых, всю жизнь на производстве. Муж — тот вообще, что называется, раб божий: тихий, во всём ей послушный, и все эти годы, как все мы заселились в нашей типовой многоэтажке — а это тридцать лет назад — его почти и не видно было. Ну, знаем про него: есть и есть, и ладно. На самом деле мужиком в доме была Ольга: кормила семью всю дорогу, вкалывала. А он с малыми сидел: водил их по садикам да по школам, пока не выросли.
В общем, все вопросы в семье решала Ольга, а у мужа права голоса не было, у него, кажется, даже имени не было — шутка! Просто никто и не знал, как его зовут, да и никому до этого дела не было. А дома он сидел, так как имел инвалидность и небольшую пенсию.
Ольга — основная тётка, лидерша, по молодости выпить любила, погулять на широкую ногу. Но респект ей — не увлекалась: похмелье-не похмелье, а с утра, как штык, на работу. Поэтому продукты в доме всегда были, и дети одеты-обуты не хуже других. Стало быть, если женщина пьёт с умом, значит — не грех.
А вот сестра Ольгина — та другое дело. Ей не повезло, и если у Оли алкоголизм не прижился, то сестрёнка стала его жертвой. На этой почве потеряла она и семью, и доброе имя, и вообще плохо кончила. В нашем небольшом городке дурные новости разлетаются мигом, и о том, что Ольгина сестрёнка по пьянке попала под электричку, сразу стало известно всему двору. По-соседски им сочувствовали, утешали. Ольга плакала, утирала горькие слёзы, и все её жалели. И уж, конечно, прониклись к ней ещё большим уважением, когда она взяла к себе племяшку, сестринскую девчонку, оставшуюся сиротой. Ей тогда восемь лет было…
Как говорится, в сытой семье ещё один рот — не помеха. А жили они не голодно, всего хватало, хоть и без шика. Так вот, приняли, значит, малышку. Парни уже были молодыми людьми — 18 и 20 лет. Маринке — тринадцать. Значит, самой младшей стала Оксанка.
Оксана — худышка была, скромная и даже запуганная. Личико такое всегда, словно виновата в чём, как будто боится, что её стукнут или вот-вот ругать начнут. Мы как-то первое время соотносили это за счёт её прежней жизни с матерью-алкашкой и сопутствующими тому лишениями. Но прошёл год, другой, а Оксанка так и не оттаивает: ходит сама по себе, людей избегает, с другими детьми не дружит. А глаза ещё более несчастные и испуганные. Но на неё не очень-то и внимание обращали — живёт и живёт: в семье же, не голодная, не босая…
И вдруг Оксанка куда-то исчезла. Сначала и не заметили, а потом как-то слово за слово, разговор зашёл, и выясняется: Ольга Оксану в интернат сдала. Как так? Почему? Девчонка ведь её и мамой уже называла, и в доме она — худо-бедно — прижилась. И не обкушивала их, это уж точно, какая пришла худышечка, такая всё время и оставалась…
Зашёл у меня как-то с Ольгой разговор на эту тему, и она этак по-соседски раскрыла мне душу. Оказывается, бедная Оксанка сразу стала костью в горле Ольгиной Маринке. Девчонок поселили в одной комнате, и старшая, которая уже и покуривала, а потом и что похлеще стала делать, очень тяготилась тем, что помещение приходилось делить с малолеткой. Только богу да Оксанке известно, что ей там пришлось вытерпеть, зная эту Маринку, могу я вам сказать. Шалавистее девицу трудно найти, а уж какая своенравная да разбалованная. Она и на мать, нет-нет, орала, отца в грош не ставила. Какого уж милосердия можно было от неё ждать по отношению к безответной сироте, которая «перешла ей дорогу»?
Маринка взрослела, ей не просто мешало соседство Оксаны, ей мешал сам факт её существования, как это бывает у некоторых: ненависть ни на чём, а просто ради ненависти. Вот, терпеть она не могла свою двоюродную сестрёнку, потому и изгалялась над ней как хотела. А Ольга что? Она, конечно, закрывала на это глаза. А потом Маринка и вовсе ультиматум мамаше поставила: «Выкидывай Оксанку из дому, куда хочешь!»
Ольга всё это рассказывала, как бы оправдывая себя и объясняя, почему не могла поступить иначе. Она всё так представила, вроде у неё и выхода не было, и Оксанке так лучше. Делала расстроенное лицо, но ни слезинки не проронила, хотя я — просто соседка! — и то заревела от её откровений…
Ну ладно, вот избавились они от «лишней» и зажили вроде бы снова счастливо. Оксану даже и не навещали в том казённом доме, а через какое-то время Ольге позвонили из интерната и сообщили, что племянница там проворовалась, и её засудили по малолетке, отправили в колонию.
Но и эту семейку боженька не погладил по головке. И мужиков, что не заступились, да и баб не пожалел.
Маринка скоро совсем созрела, гулять начала, и сейчас таскается — курва курвой, никому не нужная. А сыновья Ольгины один за одним на тот свет убрались, как и родились, с перерывом в два года. Старший Боря — он домашний был — пил горькую в четырёх стенах, напару с маменькой и батей и однажды помер за столом, прямо на кухне. А вот Олежкина участь гораздо страшнее была. Он синячил на улице, прибиваясь к местным алконавтам, болтался у пивнушек и за гаражами, где ему «так» наливали. За выпивку мог маму родную продать: ему водка была нужна и днём, и вечером, и ночью, и особенно в утреннее время, когда голова с похмелья пухнет. Однажды пропал Олежка, долго его искали, мать всю милицию на ноги подняла. Нет как нет. И вот через полгода по каким-то судмедэкспертным документам выяснили, что Олега давно уж закопали в общей могиле на кладбище соседнего поселения. А подобрали его на улице, не то избитого насмерть, не то замёрзшего — тогда как раз зима была. Ольга добилась, чтоб откопали, и похоронила уже по-людски, на нашем погосте…
Вскоре убрался и папаша — тихо и незаметно, как и жил.
А Ольга вроде прежняя, только задора и командирского тона у неё заметно поубавилось. Ходит вся понурая, с пустыми глазами, таскает свои тяжёлые сумки — и сама не понимает, кому, зачем?
Про Оксану известно мало. Пока сидела, она совсем выросла. Слышали, что уже вроде вышла и живёт теперь в квартире, в которой жила когда-то с мамой. Хорошо, что хоть жильё у ребёнка осталось! И я вот от всего сердца желаю, чтобы у этой девочки дальше всё сложилось по-человечески.
Екатерина Павловна,
г. Пушкино
2 comments
Да ушш, вот какие люди «добрые» бывают. Как говорится в одной песне, «чисто вымыли, приголубили — и опять на помойку снесли»… ((( Бог таким судья, и как видно по этой истории, вполне себе справедливый!
приколисты