Анна Маркина: «Удачи и неудачи творческого человека — игра судьбы и стечение обстоятельств»

Анна Маркина — из тех поэтов молодой когорты, которых можно с уверенностью назвать новой сменой, свежей кровью нашего дряхлеющего писательского сообщества. И главное — не в её учёности и академическом мастерстве. А в живости характера и свежести взгляда на жизнь. Лауреат множества литературных премий и победитель поэтических конкурсов, она спешит творить, путешествовать, дышать полной грудью, жить на полную катушку…

— Анна, когда вы стали писать стихи, вы уже разбирались в их размерах — ямбах и хореях?
— Писать я начала в школе, никакого представления о силлабо-тонике тогда не имела. На уроках, конечно, рассказывали что-то о размерах, но школьная система подсчёта слогов казалась неясной, а главное — неясна была цель всех этих смутных литературных операций по определению амфибрахиев и хореев. Стихи при школьных разборах мертвели на доске. Когда я начала писать всерьёз, то, конечно, стала разбираться в вопросе. Пока получала филологическое образование, на анапестах собаку съела.
— Обязательно ли нужно это знать, чтобы написать хорошее стихотворение?
— Зависит от степени дарования. Ведь может же существовать приличный музыкант или певец, не знающий нотной грамоты. Но он должен быть действительно колоссально одарён, иначе артист просто не сможет конкурировать с другими не лишёнными таланта музыкантами, годами набиравшимися опыта в музыкальных школах, училищах и консерваториях. То же — с писателями. Появления самородка, который не будет иметь представления о литературоведении, теоретически возможно, но всё же маловероятно. Хотя среди моих знакомых, которые пишут давно и всерьёз, найдутся люди, не знающие, что такое пеоны. Стихи их при этом неплохи, размеры они воспринимают на слух. Но ведь и требуется не столько знание названий размеров, сколько вообще истории литературы. Можно путать анапест и дактиль — это не так важно, но не знать о языковых поисках Тредиаковского, Сумарокова, Ломоносова, Пушкина и других русских самородков — это промах. Если не представляешь основ, велика вероятность, что начнёшь изобретать велосипед.

Ужасно раздражает, когда поэт настолько инерционен, что ты знаешь, чего от него ожидать

— О чём вы думаете, когда удаётся написать удачное произведение?
— О том, как написать следующее, ещё более удачное.
— Про поэтов иногда говорят: «Не от мира сего!». Можете ли сказать такое о себе?
— Нет, не думаю. Хотя образ жизни у меня отличается от сегодняшнего представления о том, как следует вести себя порядочному молодому человеку, живущему в столице. У меня нет работы, на которую бы следовало являться каждое утро к девяти, где бы раз в месяц выдавали зарплату, из которой львиная доля убывала бы на какую-нибудь ипотеку. Работы у меня все разбросанные, разные, дел много и я люблю всё, что делаю. Но стабильности в этом мало. Удачи и неудачи творческого человека — игра судьбы и стечение обстоятельств, перспективы туманны. Жить в такой неопределённости и подвижности мне нравится, но большая часть людей старается этого избегать.
— В кого вы пошли: были ли у вас в роду сказители, балагуры, бояны?
— Родители у меня металлурги. Вообще я первый филолог в роду, насколько я знаю.
— Есть ли у вас цель затмить славу Толстого, Лермонтова?
— На то они и великие, что слава их незатмеваема. Футуристические лозунги про «сбросить Пушкина с корабля современности», построить новую словесность, в которой идолами станут они, ныне живущие и молодые, забыты. Никого не сбросили, Лермонтова не переплюнули. Тут хотя бы дотянуться до уровня великих! И дело даже не в признании, хотя и его жаждется, а просто в возможностях. Я совсем не уверена, что мне будет дано написать своё «Выхожу один я на дорогу…». И сомнение это висит во мне тяжким грузом.

Писать всерьёз позволяет богатый духовный опыт. Частью этого опыта является страдание

— То есть цели написать супер-роман или поэму, у вас нет?
— Поэмы написаны в количестве трёх штук. Над супер-пупер-романом работаю.
— С кем же из классиков или современников ближе всего ассоциируете своё творчество?
— Я стараюсь писать не однобоко. Меня утомляют одни и те же методы и ориентиры. Я бы даже сказала, что ужасно раздражает, когда поэт настолько инерционен, что ты знаешь, чего от него ожидать. Выбрал для себя форму — и ну выпекать стихотворные пирожки по рецепту. Очень мне это скучно, и скучны такие неподвижные писатели. Я всегда пробую. Крайнее моё стихотворение написано в виде колыбельной, стилизовано под фольклор. Предпоследнее было размашистым, с Есенинским надрывом и горечью Бродского. До того я написала несколько стихотворений в традициях ОБЭРИУтов, там в больничных очередях сидели слоны, лопались, как шарики, соседи и с солнца собирали пыльцу. А иногда мне нравится писать прямые и прозрачные стихи, тогда одним из ориентиров становится Георгий Иванов. Иногда я пишу игровые или ироничные стихи, в этом смысле мне очень нравятся Владимир Друк, Юрий Гуголев, Герман Лукомников. Словом, всего не перечислить.  

Единственное, что поэт должен нашему обществу, — это служить русской словесности

— Мне очень понравилось ваше стихотворение «О работодателях» — великолепная иллюстрация нашей действительности…
— Спасибо. Я написала это стихотворение, когда меня попросили организовать одно литературное мероприятие и пригласить хороших поэтов выступить. Я собрала несколько хороших поэтов. Однако, мне сказали, что нескольких недостаточно. «Вы нам, пожалуйста, побольше поэтов наберите!», — попросили меня. Я пригласила больше поэтов, потратила уйму времени на то, чтобы с ними договориться. Звоню утверждать список, а мне отвечают: «Слушайте, а вы нам можете поэтов помоложе предоставить?». Будто речь о кабачках, а не о поэтах…
— А как вы считаете — получать гонорары за сочинение стихов — обязательное условие для стихотворчества?
— Сейчас за сочинение стихов гонораров, увы, не платят совсем. Сборники не продаются. Толстые журналы держатся на последнем дыхании, публиковаться в них почётно, но безденежно. На выступления приходит относительно немного людей. Полные залы удаётся собирать немногим. Просто поэзии и чтения со сцены теперь недостаточно. Чтобы собрать зрителя требуется перфоманс, действо. Кто-то читает вместе с музыкантами, как Вера Полозкова, кто-то обрамляет стихи танцами — такой спектакль под названием «Стихотанцы» сделала Аглая Соловьёва, живущая в Кирове, а  в «Театре.doc» проходят спектакли, в основе которых стихи современных поэтов. Проводится много разных слэмов, стихобитв. Просто семинаров и круглых столов. И всё же по большей части всё это литературное подвижничество. Тем не менее, количество пишущих и хорошо пишущих людей внушительно.

Cписка, в котором даны обязательные для писателя качества, в моём представлении не существует

— Вообще, поэт должен быть голодным, бедным и злым? Говорят, это помогает сочинять?
— Писать всерьёз позволяет богатый духовный опыт. Частью этого опыта является страдание. Страдание может быть вызвано голодом, бедностью и злостью, но необязательно этим. Вообще писать, когда у тебя на руках голодная семья и тебе нужно думать о ней и о вашей общей неустроенности, а не о процессе письма, мне кажется невероятно сложным.
— Одни поэты говорят, что стихи должны выдыхаться с дыханием. Другие — что стихосложение — тяжкий труд. К какому из этих мнений вы больше склоняетесь? Где середина?
— У всех по-разному выходит. Про Бальмонта ходил анекдот в эмиграции, что за утро он сам писал пять стихотворений, а ещё пять печатала его пишущая машинка, так что к вечеру Константин Дмитриевич уже не помнил, что написал сам, а что нет и, особо не размышляя по этому поводу, просто охапкой тащил всё в ближайшую редакцию. А в Цехе Поэтов над стихами было принято работать, Гумилёв разделял точку зрения о рациональном построении стиха. В конце концов, значение имеет только степень дарования, а не способ письма.
— Есенин и Маяковский были хулиганами, Пушкин — бабником… Чего, на ваш взгляд, не должен совершать поэт?
— Единственное, что поэт должен нашему обществу, — это служить русской словесности. То, что Есенин с друзьями  бегал по центру Москвы и переименовывал Тверской бульвар в улицу имени имажиниста Есенина, теперь никому неизвестно, в отличие от его стихов, которые своей горечью, нежностью и удалью близки русскому человеку. А когда я перечитываю Пушкинского «Бориса Годунова», то последнее о чём я думаю, — это о личной жизни Александра Сергеевича. Такое мог написать только человек необыкновенной глубины, ума и дарования.
— Должен ли поэт быть идеальным человеком?
— Я не уверена, что человек может быть идеальным человеком. Чего уж говорить о поэтах?
— Но ведь у поэта должна быть чистая душа…
— Чистая душа понятие сомнительное и неопределённое. Вот в образе Сонечки Мармеладовой Достоевский написал чистую душу. Но вряд ли эта героиня тянет на человеческий идеал. От поэта требуется, скорее, впечатлительность, незамутненность взгляда, умение улавливать гармонию, умение слышать высшую музыку, как писали символисты, которая для нас, лишённых возможности наблюдать сверху, может быть воплощена, в том числе, в боли, страдании, разрушении и отчаянии.  
— А должен ли писатель быть человеком мудрым?
— Такого списка, в котором даны обязательные для писателя качества, в моём представлении не существует. Всякий писатель, как и человек, ценен чем-то своим. Вот Омара Хайяма мы ценим за мудрость. Но можно ли назвать мудрым, например, Бродского? Безумно эрудированным, умным, интересным — да. Мудрым? Я бы всё-таки не осмелилась. Много ли мудрости в Северянине с его «королевами, пажами, фиалками и ананасами в шампанском»? Его поэзия часто легкомысленна, тем и обаятельна.  Словом, я не считаю, что есть набор каких-то общих чёрт характера, которые бы делали писателя писателем.
— Что вообще вы сами вкладываете в такое понятие, как поэт, писатель?
— Писатель, поэт — это человек, который внёс значительный вклад в становление национальной и общемировой культуры и литературы. Другими словами, человек, пишущий хорошие стихи, но оставшийся незамеченным обществом, для меня не поэт. А производитель дешёвых детективов, забытый через пять лет, для меня не писатель. Вообще писатель — это дело таланта и судьбы, общим определениям не поддаётся.

Беседовал Виталий КАРЮКОВ

Краткая биографическая справка:

Маркина Анна Игоревна. Филолог, преподаватель, редактор.
Родилась в 1989 г. в Москве. Живёт в подмосковном городе Климовске.
В 2014 г. с отличием окончила Литературный институт им. Горького, семинар детской литературы А.П. Торопцева.
Лонг-лист премии «Дебют» (2007 г.), гран-при фестиваля авторской песни «Журавлиная родина» в номинации «поэзия» (2007 г.), победитель конкурса «Под одним небом», финалист «Илья-премии» (2008 г), победитель конкурса «Вдохновение» (2009 г.), лауреат премии «Серебряный стрелец» (2011 г), специальный приз конкурса «Поэтическая аптека» (2013 г.), лонг-лист премии «Северная земля» (2014 г.) победитель в номинации «дебют» «Российского писателя» (2014 г.), призёр Чемпионата Балтии по русской поэзии (2014 г).
Публикации стихов — в «Зинзивере», «Новой Юности», «Авроре», «Российском писателе». В сборниках, выходившим по итогам литературных конкурсов: «Лепестки ромашки» (2007 г.), «Под одним небом» (2008 г.), альманахе «Илья» (2008 г.), «Серебряный стрелец» (2009 г., 2011 г.), «Вдохновение» (2009 г.), а также в некоторых региональных изданиях.
В свободное время путешествует. Объехала половину Европы автостопом. Любит верховую езду и конные походы. Пишет стихи, поэмы, пьесы  и рассказы. Любит людей, оперу, кино, шахматы, поэтические слэмы и фестивали.