Яна-Мария Курмангалина: Если у автора есть талант и свой собственный узнаваемый стиль, то украсть у него что-либо станет сложной задачей

Нежная, лиричная и в то же время очень жизнеутверждающая поэзия Яны-Марии Курмангалиной снискала автору любовь читателя и почёт и уважение в среде коллег. Молодую поэтессу знают во всей России и за её пределами, её сравнивают с Цветаевой и Ахматовой. Но, каким бы лестным ни было такое сравнение, а Курмангалина, как и её великие предшественницы, неповторима и в жизни, и в своём творчестве. Сегодня Яна-Мария в гостях у нашего литературного портала.

— Яна, расскажите о своём детстве, юности. Где родились и выросли? Кого читали? Уважали ли литературу в вашей семье? Если можно, расскажите про ваших родителей. Это они привили вам любовь к поэзии?
— Моё детство прошло в маленьком сибирском посёлке Хулимсунт, рядом с которым расположилась мансийская деревня-стойбище. Это ссыльные места, близ Берёзова, который знаменит тем, что там в своё время жил сподвижник Петра I — Меньшиков. С самых ранних лет мы с сестрой бегали на берег реки Сосьвы (той самой, где водится знаменитая сосьвинская селёдка). Там, на берегу, стояли коптильни, в которых местные рыболовы коптили рыбу. Мы вечно крутились ребячьей стайкой вокруг этих коптилен, потому что знали, что как только рыба будет готова — нам её раздадут. Получив свою рыбу, мы усаживались у самой кромки воды и ели её, горячую, распадающуюся в руках. Это было чудесное время:  чёрные длинные мансийские лодки, пропахшие вяленной рыбой и шкурами, мансийские дома, гортанные северные наречья.
Молодые родители, маленькие дети, вагон-балок, огороды, теплицы — таков был нехитрый быт большинства семей, приехавших на Север начинать новую жизнь. В распоряжении нас, детей, был тёмный дремучий лес, болота с осотом и багульником, от которого в летнюю пору кружится голова. Низкое небо, облака — казалось, их можно ущипнуть за толстые бока, стоило только залезть на крышу сарая.  Тёмные зимы, северное сияние, белые летние комариные ночи. Нас везде сопровождали собаки, лайки, они были практически в каждой семье, жили при каждом доме. Собаки спасали нас из болот, собаки находили пути из таёжных дебрей, с собаками мы разделяли кров и пищу, даже тогда, когда пищи еле хватало на нас самих.
Над всем этим уютным и своеобразным бытием бессменно гудели трубы компрессорной станции, находящейся в паре километров от посёлка. На «компресске» и газопроводе работало большинство жителей Хулимсунта, включая моих родителей. Отец — помимо работы — занимался, как многие местные мужчины, охотой и рыболовством. Часто мы ездили с ним на лодке по реке, и он показывал мне бегущих вдоль берега зайцев, или здоровенного лося, вышедшего на берег попить воды. Поэтому моей первой азбукой был именно лес и окружающий мир, таинственный и близкий одновременно. Конечно же, всё это подпитывалось моим слабо контролируемым воображением.
Читать я начала очень рано, первую книжку осилила в четыре года. Это был «Незнайка». В пять лет я пошла в школу. С самых ранних лет жизни я помню, как по вечерам мама садилась рядом, открывала книгу и начинала читать вслух. Чаще всего это был Пушкин.  Или Андерсен. Но в большинстве случаев мама сочиняла рассказы на ходу, и это получалось у неё захватывающе.  

Стивен Кинг — гений масскульта, этакий Энди Уорхолл от литературы, умеющий на базе современного потребительского быта выстроить психологически тонкие ситуации

— Когда вы сами начали писать?
— В шесть лет. Я даже многие стихи помню — благодаря маме. Она все эти годы хранила обрывки бумажек с выцветшими каракулями. Периодически она напоминает мне об этом и даже цитирует:
Словно в сказке метель кружится,
Наметая большие сугробы,
Снег слетает с крыш и ложится
У седых высоких заборов.
За окном ничего не видно,
То февраль зимний вальс танцует,
И мороз мохнатые ели
На оконном стекле рисует.

Не уверена, что это стихи именно шести лет — но точно из раннего детства, где жизнь проходила в тесной связи с северной природой.
— Самые близкие вам поэты — кто они?
— Когда я поступала в литинститут, одна из абитуриенток спросила меня:
— Какие поэты тебе нравятся?
— Лермонтов, — ответила я, не задумываясь.
— Фу, Лермонтов! — Передёрнула она плечами. — О чём можно разговаривать с теми, кому нравится Лермонтов?  Вот Фрост, например!
Я опешила от такой категоричности, тем более что синий томик Лермонтова я зачитала с детства до дыр. Моими любимыми авторами были и остаются Лермонтов, Цветаева, Бродский. Мне близок по духу французский символизм: Бодлер, Верлен, Рембо. Серебряный век в русской поэзии, впрочем, и не только поэзии, но и прозе. Мне так же близки Лорка и Фернандо Пессоа, с их магической притягательностью. Мне нравится многое из поэзии советского периода — Смеляков, Кедрин, Тарковский и др.  Мне нравится современная поэзия — в ней сейчас происходят процессы переосмысления прошлого и выработки будущего. И я полагаю, что этот период оставит в литературе большой и яркий след.  
— Яна, как вы считаете, можно ли в полной мере познать поэзию в переводе? Возможно ли скверным переводом исковеркать гения или, наоборот, хорошим — возвеличить серость?
— Художественный перевод — это отдельная глобальная тема. Его роль в мире литературы неизмерима, потому что позволяет стирать языковые барьеры, пополняя коллективную память человечества. Я думаю, что когда переводчик осознаёт все нюансы материала того или иного автора, если умеет передать личностный характер текстов, образность, самую суть авторского взгляда, тогда мы получаем лучшие литературные образцы.  
Переводчик должен быть литературно одарён. Плохим переводом можно испортить не только литературный текст, но и энциклопедическую статью. Блестящим переводом — возвеличить или придать даже сухому тексту ту «вкусность», которая запоминается. Таким переводчиком лично для меня, например, являлась Ариадна Эфрон, дочь Марины Цветаевой. Известны каждому переводы Самуила Маршака из Роберта Бёрнса и Уильяма Шекспира, — я до сих пор помню сонеты в его переводе. Прекрасным переводчиком был Борис Заходер.  Также это известные многим имена на переводческом небосклоне: М. Лозинский, переводивший в своё время Данте, А. Гелескул, прекрасно прочувствовавший Фернандо Пессоа,  Н. Трауберг, переводившая Кортасара, Лорку, Пиранделло, А. Ревич, в арсенале которого переводы Петрарки, Бодлера, Верлена, Аполлинера, Гёте, Гейне, Мицкевича и многие другие.

Мои прозаические тексты, как полагается, лежат «в столе». Когда мы с ними придём к консенсусу, тогда читатели их и прочтут

— А кого вы любите из прозаиков? Что в настоящий момент читаете?
— Сейчас я в том самом «золотом» периоде, когда осмыслено великое множество книг, и можно не стесняться говорить о том, что тебе нравится по-настоящему. В детстве я прочла почти всю поселковую библиотеку, плюс захватила большую часть школьной, от Майна Рида, Жюля Верна, Марка Твена — до журналов «Эврика» и «Легенд севера», Шаламова и Солженицына.  В университете и институтах я прочла всё остальное. Но могу сказать, что моей неизменной любовью пользуются книги Стивена Кинга. Это неожиданно, но я — дитя своей эпохи, которому не были чужды ни праздничные пляжные «пати», ни полутёмные залы библиотек.
Я не скажу, что это литература на все времена, хотя, кто знает? Стивен Кинг — гений масскульта, этакий Энди Уорхолл от литературы, умеющий на базе современного потребительского быта выстроить психологически тонкие ситуации, пробираясь в самые тёмные глубины человеческой личности. И «ужастики» в этом случае — не самое главное. Они — катализатор чего-то более внутреннего, — вечного страха смерти, вечной борьбы добра и зла, — зачастую в одном конкретно взятом человеке.

Я довольно критично подхожу к своим стихам, и если мне хотя бы пять минут после написания оно нравится, значит — удалось

— Яна, вы известны более как поэт, но у вас есть и проза. Где её можно почитать? Почему вы закрыли свою страницу на «Проза.ру»?
— Страницу на «Прозе.ру» я закрыла по самой банальной причине — там было выложено то, что не имело для меня большой ценности. Мои прозаические опыты довольно обширны, начиная с журналистики, но — как любой поэт — в прозе я склонна к излишней образности в текстах. И когда я это понимала, то слишком жёстко подходила к материалу с точки зрения редактуры — оставляя сухой минималистичный текст с описанием сюжета. Когда я пришла к выводу, что, возможно, прозе не помешает некоторая поэтичность, я написала детскую повесть под незатейливым названием «Журавлиное солнышко», для поекта ЮНДП, в рамках программы ООН по охране окружающей среды. Мне хотелось бы, чтобы она вышла в свет, как предполагалось в своё время, однако ситуация с авторскими правами на данный момент обстоит неясно.
С другой  стороны, дабы укрепить свои внутренние позиции с точки зрения прозы, я поступила в своё время во ВГИК, на курс кинодраматургии. Писать сценарии, направляя на этом интересном и нелёгком пути проб и ошибок, меня учили мастера — Аркадий Яковлевич Инин и Наталья Александровна Павловская. Я до сих пор им благодарна за то неравнодушие, с которым они подходили к своим студентам, выявляя и прямо говоря о сильных и слабых сторонах каждого.
На данный момент мои прозаические тексты, как полагается, лежат «в столе». Когда мы с ними придём к консенсусу, тогда  читатели их и прочтут.
— Ваши стихи выходили «в бумаге»? Трудно ли нынче издаться поэту? Что для этого надо?
— У меня есть две книги стихов и в предстарте — третья. Первая книга с простым и незатейливым названием «Белые крылья» вышла в Перми, в 2000 году, когда мне было 19 лет. С этой книгой я приехала поступать в Литературный институт. Второй сборник вышел в Архангельске, в 2008-м году, под названием «Вид из окна» и представлял собой дипломную работу — итог учёбы в Литинституте. Между этими годами существовала ещё одна потенциальная рукопись под условным названием «Тишина», которую я уничтожила, не оставив ни одного стихотворения. Почти по Булгакову. Помимо этого у меня есть публикации в зарубежной, российской и региональной периодике. Например, одна из последних подборок стихов вышла в тель-авивском литературном журнале «Артикль».
Издаться всегда трудно. Но сейчас существует много поэтических серий, есть специальные литературные проекты и конкурсы. Ведь что самое главное? Точно — наличие таланта и желания продвигать своё творчество. Если вы не сделаете первый шаг сами, никто за вас его не сделает.

Классическая поэзия — это уже понятие вневременное, как часть коллективного бессознательного мировой культуры

— Какое из своих произведений вы считаете наиболее сильным?
— Это сложный вопрос, потому что у каждого поэта своя механика взаимодействия со своими собственными текстами. Могу сказать, что я довольно критично подхожу к своим стихам, и если мне хотя бы пять минут после написания оно нравится, значит — удалось.
— Что вы сейчас пишете?
— В данный момент я пишу маркетинговый отчёт для компании, внедряющейся в рынок В2В (улыбка).
— Классическая поэзия — это вечная ценность или преходящее? Согласны ли вы, что время классики в поэзии безвозвратно прошло, что авангард, концептуализм вытеснит её? Применимо ли понятие «актуальность» к поэзии?
— Классическая поэзия — это уже понятие вневременное, как часть коллективного бессознательного мировой культуры. Я не думаю, что мировую классическую поэзию можно вытеснить авангардом или концептуализмом. Время отсеет лучшие образцы современной поэзии, будь то авангард или концептуализм, продолжая дополнять и заполнять литературные кладовые человечества.
Понятие «актуальность» вполне применимо к поэзии, существующей здесь и сейчас. Каждая эпоха, каждое время неповторимо в своём течении и в своих атрибутах, но, как показывает оно же, главные системные осевые ценности остаются неизменными. А ось, как говорится в одном анекдоте — «это палка, вокруг которой вертится земля».

Время отсеет лучшие образцы современной поэзии, будь то авангард или концептуализм

— Яна, каким вы видите будущее русской литературы? Согласны ли вы, что сейчас она испытывает подъём?
— Я считаю, что современная русская литература если и не испытывает шокирующе заметный всему миру подъём, то имеет все предпосылки к этому. Литературный русскоязычный процесс в настоящем времени не ограничен рамками одной только России. Этому способствует глобальная эпоха всемирной сети интернет, позволившая устранить границы и давшая возможность авторам найти более короткий путь к своей аудитории.  Многие поэты, известные сейчас в России, живут за границей. Это, например, Бахыт Кенжеев, Алексей Цветков, это израильская русскоязычная литературная среда, плотно взаимодействующая с российскими авторами, это украинские поэты Александр Кабанов, Борис Херсонский, Ирина Евса и многие другие.
— Как литератор — что вы думаете по поводу сохранения чистоты нашего языка, хотя бы в пределах грамотности? Молодёжь почти не читает книг, в школах преподают, бывает, малограмотные учителя. Что с этим делать?
— Мои мысли по этому поводу не отличаются оригинальностью — надо любить родную речь и чувствовать её. Для большинства людей язык — это вещь функциональная. Задача каждого хорошего педагога, как я полагаю, заключается, прежде всего, в том, чтобы расширить в головах учеников рамки представлений о том, что это не только инструмент для рассказывания анекдотов, но и понимания речи и языка как живого организма, способного как сокрушить, так и возвеличить.

Кто такой поэт? Это волонтёр от Бога. Экзотическая птица в современной рыночной системе

— Можно ли нынче «прокормиться» литературной деятельностью? Может ли она обеспечить автору достойную жизнь?
— Представителю немассовой литературы, думаю, это будет довольно сложно. Путь литератора — это уже само по себе огромное испытание. Кто такой поэт? Это волонтёр от Бога. Экзотическая птица в современной рыночной системе. Он не получает денег за то, что он умеет делать и чем живёт.  Потому что жизнь устроена просто и жёстко: рождается человек, учится в школе, выбирает себе некий функционал, позволяющий ему в дальнейшем обеспечивать себе достойную жизнь и кормить своих детей. Он оканчивает институт и — при удачно выбранной профессии — ступает на эту стезю, выполняя ту роль, на которую  учился.  Поэт — это не профессия, это призвание. Человеку с таким призванием сложнее определиться с тем, что даст ему «хлеб насущный», потому что есть, всё же, надо. Таков мир, таково его устройство. Поэтому многие поэты имеют «жизненную» профессию, позволяющую им достойно существовать.
— Согласны ли вы, что поэт, да и вообще человек художественного склада, творец, должен всегда быть голодным? И, если не секрет, чем вы занимаетесь в обыденной жизни? Где работаете?
— Я согласна с тем, что если человек выбирает такой трудный путь, как литературное творчество,  он должен осознавать свои приоритеты. Если одарённой личности важно путём проб и ошибок, набитых шишек духовно расти, понимая всю ответственность перед самим собой и людьми, то  этот путь правильный, несмотря на трудности и лишения.  Я не знаю поэтов, которые были бы полностью обеспечены свои литературным трудом. Это печально, но это — увы, факт. Возможно, когда-нибудь ситуация изменится. Но в это верится с трудом.
В обыденной жизни я занимаюсь менеджментом в области рекламы и PR. Мечтаю расширить область деятельности. Также воспитываю сына, которого считаю своей самой большой и удачной поэмой, даже больше  — романом в стихах. Гуляю с собакой. Пишу обзоры. Верю в звёздное небо над нами…

Интернет для литератора — это, прежде всего, короткий путь к читателю

— Как вы относитесь к интернету? По-вашему, интернет — это хорошо или… ? В частности, инет и авторское право — каково ваше мнение по этому вопросу?
— Интернет  для литератора — это, прежде всего, короткий путь к читателю. Конечно, в каждой глобальной бочке мёда есть своя частная ложка дёгтя. В данном случае я имею в виду разросшуюся окололитературную среду, из которой не так-то просто выудить по-настоящему талантливого автора.  Все хотят писать. Многие считают, что это самое лёгкое, что только может быть. Не мешки же ворочать из товарных вагонов! Все хотят самовыражаться. И хорошо, если человек оценивает себя адекватно и «пишет» для небольшой аудитории близких и друзей, которые всегда все поймут.  Но бывают и клинические случаи.
С авторским правом вопрос был и остаётся открытым. Можно подойти к вопросу основательно и произвести процедуру депонирования авторских прав. А можно не обращать внимания, продолжать писать — делать то, что нужно, и то, что умеете. В конце концов, если у автора есть талант и свой собственный узнаваемый стиль, то украсть у него что-либо станет сложной задачей.  

Территория поэта — это территория вдохновения и мира

— Где вы обычно отдыхаете? Каковы ваши планы на это лето?
— Обычно я отдыхаю дома,  в фейсбуке, когда уснёт ребёнок. Читаю стихи, отмечаю посты, слушаю музыку, что-то пишу. Часто брожу с собакой в темноте по заповеднику, который начинается через дорогу от моего дома.  Смотрю из окна на башни «Москва-сити», виднеющиеся на горизонте.
В моих планах на лето было поучаствовать в двух литературных фестивалях. Первую задачу я уже выполнила, поехав в Санкт-Петербург на фестиваль «Петербургские мосты», первые дни которого  проходили в ахматовских местах — в посёлке Комарово. Осенью планирую поехать на Волошинский фестиваль в Коктебель. Надеюсь, этим планам ничто не помешает, и над нашими головами не пролетит ни одной ракеты. Потому что территория поэта — это территория вдохновения и мира, а не войны. Я так думаю.

Беседовала Елена СЕРЕБРЯКОВА