Наталья Нусинова: «Оберегать детей, я думаю, всегда надо, но это совсем не значит, что им надо говорить о жизни неправду»
Киновед, сценарист, замечательная детская писательница Наталья Нусинова уверена, что в литературе, особенно в книгах для детей, фальшь неприемлема. Писать можно и нужно ровно так же, как жить и дышать — честно и искренне. Именно такого принципа и придерживается писательница в своём творчестве
— Наталья Ильинична, расскажите, пожалуйста, о себе. Что читали в детстве и юности? На каких книгах «росли»? Кто были ваши любимые герои? Насколько была в почёте литература в вашей семье?
— Мне повезло, я родилась в очень читающей, культурной семье. Мой отец, Илья Нусинов, сценарист и драматург, был страстным читателем. А мама, Маргарита Милюкова, по профессии была инженер, но по складу, конечно, больше гуманитарий. Мои родители настолько любили литературу, что даже назвали своих дочерей в честь двух лучших героинь русской классики — Наташи Ростовой и Татьяны Лариной. Что к этому можно прибавить?
Всё моё детство было связано с чтением. Вначале читали нам. Я помню, как мама, вечером, перед сном, получитала-полупересказывала нам «Маугли», осторожно адаптируя Киплинга для нашего, совсем ещё тогда нежного возраста. Как папа, скандируя и отбивая такт, наизусть читал нам обожаемого им Маяковского. Но поскольку я хотела, чтобы мне читали ВСЕГДА и замучила их бесконечными «Почитай!», меня научили читать в четыре года. Только зря они надеялись от меня отвязаться! Читать сама я умела, но не любила. Я любила слушать как мне читают. В этом было двойное удовольствие — от книг и от общения с родителями. Сама я начала читать летом после первого класса, и буквально захлебнулась чтением. В дачной библиотеке не верили, что я уже прочитала книжки, которые взяла накануне и чуть ли не устраивали мне экзамен на знание сюжета. Ну, и дома у нас было довольно много книг. Больше всего я в детстве любила истории про животных («Питомцы зоопарка» В.Чаплиной, «Ваш номер!» Н.Дуровой) или о детстве («Как папа был маленький» А.Раскина). Обожала рассказы Драгунского. Но самая перечитываемая книга была трилогия Александры Бруштейн «Дорога уходит в даль», в особенности, две первые её части. А потом появился Карлсон и Пеппи, настоящее чудо. Нам дарила книги Астрид Линдгрен их переводчица, Лилиана Лунгина, она была женой папиного соавтора, Семёна Лунгина, и мы дружили домами. В старших классах школы были, конечно, уже совершенно другие книги, я перечитала всё, что можно и чего нельзя, хотя у нас в семье запретов не было. Я очень любила русскую классику, особенно Пушкина и Толстого, но поскольку училась во французской школе, много уже читала и по-французски. Больше, правда, Дюма и Мопассана, чем, скажем, Бальзака и Золя. Но, пожалуй, самым большим открытием в ранней юности для меня был Булгаков, Ремарк, Сэлинджер, Курт Воннегут и Борис Виан. Эти книги в тот момент меня во многом сформировали.
— Как началась ваша литературная биография?
— Трудно сказать. В детстве я постоянно что-то сочиняла и записывала придуманные мною истории. Мне просто очень нравился этот процесс. И тогда я очень хотела стать писательницей, а ещё больше сценаристкой — «как папа». Особенно, когда его не стало. Папа умер внезапно, молодым, в расцвете сил и таланта. Это был страшный шок. И, наверное, подсознательно, у меня появилось желание делать то, что делал в жизни он, это был способ вновь приблизиться к нему, как бы вернуть его таким образом. «Виртуально», как сказали бы мы сейчас. Я хотела даже поступать в творческий вуз. Но меня отговорили, — «это ненадёжно», «а есть ли у тебя способности?», «всё-таки Университет, это сейчас лучшее образование» — и я поступила на филфак МГУ, на романо-германское отделение, училась там все пять лет с большим интересом и с удовольствием. Но после очень удачной защиты диплома по медиевистике я шокировала кафедру зарубежной литературы неслыханным фортелем, — отказом от аспирантуры, сделав выбор в пользу отдела информации НИИ Киноискусства, куда меня взяли на завидную должность «стажёр-редактор-переводчик». Многие тогда пожимали плечами и крутили пальцем у виска — а для меня и вопрос не стоял, я была страстной киноманкой! И я занялась киноведением, историей кино, и никакой прозы я тогда не писала и даже не думала, что когда-то снова вернусь к этому детскому увлечению.
Много позже, а точнее, в 2003 году, я сдала в типографию большую книгу о кинематографе русской эмиграции, она называлась «Когда мы в Россию вернёмся…», я над ней работала много лет, она потом стала основой моей докторской диссертации. И вот, я сдала эту книжку и поехала на несколько дней одна к себе на дачу, чтобы просто очухаться и прийти в себя после аврала. А дача моя находится в очень живописном месте, на берегу озера, в четырёхстах километрах от Москвы. У меня был тогда новый ноутбук. Я легла на матрасик, под ёлочкой, и стала его осваивать, играть с этим компьютером, набрасывая истории из своего детства, — о семье, родителях, о нашей собаке, о том мире, который тогда был. И вдруг оказалось, что я не просто переношусь в те времена, но и фантазирую, придумываю связки между фрагментами воспоминаний и героев, а эти персонажи начинают жить своей жизнью, совершать поступки, которых я от них и не ожидала, — былое и вымысел сплетаются в клубок, и даже главная героиня, девочка Наташа, от лица которой ведётся рассказ, это я и не я, у неё свой характер. Вот так, летним днём под ёлочкой, у озера в Тверской области родился литературный фокстерьер Джерик, герой моей повести «Приключения Джерика». А с ним началась и новая, литературная, страница в моей биографии.
— Как стать настоящим детским писателем? Трудно ли писать для детей?
— Мне кажется, чтобы стать детским писателем, надо любить писать и любить детей. И тогда это очень интересно и в меру трудно.
— Как Вы считаете, сегодня дети те же, что и в позапрошлом, частично в прошлом веке? Несмышлёныши, не знающие до совершеннолетия, образно говоря, «откуда дети берутся». Надо ли их оберегать от правды жизни, от несчастливого конца? Надо ли с ними «сюсюкать» через книгу? Или стОит как-то более по-взрослому проявлять к ним понимание и уважение?
— В хороших книгах с детьми никогда не «сюсюкали». Их авторы всегда уважали своего читателя. А дети — ну, они разные, как и раньше. Но просто сейчас они нагружены бОльшим потоком информации, у них в жизни есть опыт, которого у нас не было. Один интернет чего стоит! «Оберегать» детей, я думаю, всегда надо, в том и состоит миссия взрослого человека, но это совсем не значит, что им надо врать, говорить о жизни неправду. Ведь детям рано или поздно придётся войти в эту жизнь самим, они должны быть к этому подготовлены. Насчёт несчастливого конца — вопрос серьёзный. Мне кажется, детская книжка не должна давать ощущения безысходности. В ней не обязательно должен быть голливудский «хеппи-энд» и ни в коем случае нельзя допустить фальшивого, «приклеенного», счастливого финала, но она не должна лишать надежды. Открытый конец — возможно. Но это уже очень серьёзное переживание.
— Кто из современных детских писателей вам симпатичен?
— Мне симпатичны все детские писатели, кто работает от души и по велению сердца. Вообще, мне кажется, сейчас у нас произошёл подъём в детской литературе. Но ближе других из пишущих на русском языке мне Дина Сабитова и Борис Минаев. Если же говорить об иностранной литературе, — главное открытие для меня в последнее время, это Кейт ди Камилло. По-моему, это просто замечательно талантливый писатель! Спасибо переводчику Ольге Варшавер, которая подарила нам это имя.
— Чего и насколько, по-вашему, сегодня не хватает детской литературе? И литературе вообще?
— Этот вопрос мне напоминает диалог руководителя клуба знакомств (Л.Ахеджакова) с контролёром из «Моссовета» (В. Алентова) в фильме «Москва слезам не верит»: «Всего, всего не хватает! Средств не хватает! Мужчин — не хватает!» — «Ну, с мужчинами мы вам вряд ли поможем…» — Вот так же, примерно. В детской литературе не хватает таланта масштаба Астрид Линдгрен, способной силой своей фантазии перевернуть вселенную. И я имею в виду не тот переворот, который совершила Джоан Роулинг, создавшая волшебный, исключительный мир Гарри Поттера. Я имею в виду огромную силу любви, которую излучают книги Астрид Линдгрен, позволяющие по иному взглянуть на мир ребёнка и увидеть в нём стороны, не доступные нашему притуплённому взрослому взгляду. Такого таланта нам, конечно же, не хватает. Но с этим нам вряд ли помогут. Средств, впрочем, тоже не хватает… А вот с этим можно помочь!
В литературе вообще — я думаю, та же самая ситуация. Но только в бОльших масштабах.
— Каким вы видите будущее русской литературы? Как по-вашему, сегодня она переживает период подъёма, или наоборот?
— Не могу ответить на этот вопрос. Абсолютную ценность момента можно определить только постфактум и в исторической перспективе. То, что мы сделали, оценят наши потомки. Но главное, что литература на сегодняшний день существует. Это уже очень много.
— Сегодня издать книгу может каждый. Это хорошо?
— Конечно, хорошо. Пусть у всех будут равные возможности.
— Какую из своих книг вы считаете самой удачной? Как родилась её идея? Когда начали её писать, думали ли вы, что её ждёт такой успех?
— Мне одинаково дороги все три мои книжки, — «Приключения Джерика», «Курячий бог» и новая, «Про жирафа Федю». Все три я писала с одинаковой отдачей, во всех я оставила часть себя. Самый успешный на сегодняшний день это «Джерик». Его перевели на несколько иностранных языков, он вышел в лучших издательствах мира, по нему даже защитили диссертацию в Кембридже. В одном подмосковном детском доме дети организовали «конференцию по Джерику», потом они подарили мне заснятый ими диск, я там не могу сдержать слёзы. А в январе 2015 года меня пригласили в Университет города Гамбурга, где Джерик станет героем студенческого семинара. Это всё, конечно, большая честь. Но есть и оборотная сторона популярности — пираты напали на наш мирный фокстерьерский корабль и издали контрафактную аудиокнигу.
О том как, неожиданно для себя, я начала писать эту повесть, я уже рассказала выше. Об успехе — конечно, не думала, я вообще не думала об издании. Я просто писала для собственного удовольствия. И закончила я эту книгу благодаря друзьям, которым она понравилась и которые меня теребили, требуя продолжения, — это Елена Бальзамо, французский филолог и переводчик, Ольга Мяэотс, прекрасный специалист по детской литературе, которой Елена показала мой текст, а также Ирина Балахонова и Татьяна Кормер, в то время со- директора издательства «Самокат», которым показала текст Ольга. А «Курячий Бог» знают меньше, это оказалась тихая книжка. Что касается жирафа Феди, то он только что вышел, его дебют состоится на книжной ярмарке «Нон-Фикшн» 28 ноября, в три часа дня, в зале № 26, там будет презентация, кто может — приходите. Я, конечно, сейчас волнуюсь за него и радуюсь, что он вышел. Мне хочется, чтобы у него счастливо сложилась его книжная жизнь, потому что «книги имеют свою судьбу», как говорили древние римляне, и это правда.
— Как вы относитесь к ненормативной лексике в литературе? Есть ли определённые условия, когда можно допустить её употребление?
— Есть ситуации, когда ненормативная лексика в искусстве совершенно естественна и органична, потому что она отражает ту жизненную среду, где она присутствует в качестве её неотъемлемой части. Мне, например, кажется варварством, что такой шедевр, как фильм «Левиафан» из-за цензурного запрета на ненормативную лексику должен выйти в прокат с «запиканными» репликами героев. Эти ханжеские «пики» кажутся мне бОльшим неприличием, чем матерные слова. Так же и в литературе. Но вот что касается детской литературы, это сложнее. Ведь мы же не ругаемся при детях. Но в то же время они рано или поздно эти слова узнают. Сейчас на книжках стоит «возрастная маркировка». Мне кажется, что подростки, которые давно уже знают все эти слова, вполне могут видеть их на страницах книг в том случае, если это литературно оправданно.
— Как литератор что вы думаете по поводу сохранения чистоты русского языка, даже элементарной грамотности? Молодёжь читает в основном сайты. В российских школах всё чаще попадаются с трудом грамотные учителя. С этим можно что-то сделать?
— Это плохо. Конечно, тут очень важна семья и среда, но ведь не всем же посчастливилось родиться у культурных родителей. А что-то сделать с этим в государственном масштабе можно, только увеличивая ассигнования в образовательную сферу. Но у нас, к сожалению, сейчас наблюдается обратный процесс. Всё это слияние школ и закрытие институтов неизбежно приведёт к ещё большей безграмотности.
— Если бы вы вернулись в свои тринадцать лет, что бы себе пожелали?
— Не потерять папу. Он умер, когда мне было четырнадцать.
— Можно ли нынче «прокормиться» литературой? Обеспечивает ли она вам достойную жизнь?
— Нет нельзя. Детской литературой — во всяком случае. Я не знаю никого, кто жил бы на гонорары от детских книжек, во всяком случае, сегодня и в нашей стране. Эта сфера деятельности превращена в хобби. Выжить можно только за счёт каких-то других заработков.
— Легко ли нынче издаваться? Да и надо ли, если есть такая замечательная вещь, как интернет?
— Издаваться легко — в том случае, если издателю понравилась ваша книга. Но это обязательное условие. А надо ли? По-моему, да. Разве интернет заменит книгу на бумаге, пахнущую типографской краской? А макет, а рисунки? По крайней мере, ребёнку точно нужна изданная книжка. Да и взрослым, мне кажется, тоже.
— Авторское право и интернет — как вы относитесь к этому вопросу?
— Это сфера, которую необходимо разрабатывать. Выше я уже сказала про пиратскую аудиокнигу по «Джерику». И таких разбойников в интернетских морях многое множество. А уследить за ними очень трудно. Они перекидывают информацию с сайта на сайт, никого не боятся и не имеют совести. Этот вопрос надо решать юридически, законодательно, и надо разрабатывать механизмы воздействия на «пиратов», иначе у нас разорятся все издательства, авторы, и в конечном итоге погибнет литература.
— Если бы вы могли выбирать любую точку земного шара, куда бы вы, не задумываясь, отправились в путешествие?
— Да много куда. Европу я достаточно хорошо знаю и люблю. А вот на других континентах я была очень мало. Хорошо бы, например, съездить в Латинскую Америку. Писательница Дина Сабитова теперь живёт в Коста Рике, и она так интересно рассказывает об этом мире! Мечтаю увидеть Индию. Объездить Китай. Мне хотелось бы вернуться в Грузию — я помню её только по юношеским впечатлениям. Но вообще, я никогда не была в Израиле. А ведь я наполовину еврейка, хоть и родившаяся в России и названная в честь Наташи Ростовой, и воспитанная в российских традициях, и получившая европейское образование, — но у меня ведь есть эти еврейские корни, я чувствую их, когда смотрю на полотна Шагала, читаю Шолом Алейхема или Зингера, но я почти ничего не знаю об иудаизме. Должна же я хоть раз в жизни побывать на Святой земле! Да, наверное, я бы выбрала Израиль.
— Что вы сейчас читаете?
— Перечитываю письма Лотмана, опубликованные его учениками. И поражаюсь удивительной мудрости этого великого человека, его остроумию и достоинству, которое он сохранял и в науке и в жизни. Какие бы ни были времена и обстоятельства.
— Что вы сейчас пишете?
— Я работаю над большим киноведческим исследованием о режиссёре Леониде Трауберге. Надо сказать, что новые герои детских книг и разные связанные с ними истории стоят в очереди, мельтешат и скандалят, — просятся наружу. Но я сдерживаю себя — и их тоже, прошу подождать. Я должна закончить монографию, это мой долг перед коллегами и перед памятью Леонида Захаровича, который был моим учителем. А потом, может быть, я напишу новую детскую книжку.
Беседовала Елена СЕРЕБРЯКОВА
