На горе Арарат зреет красный виноград. Рецензия на роман Наринэ Абгарян «Манюня»

Советские восьмидесятые. Армения. Маленький, десять тысяч жителей, городок Берд и да, то самое, не солгала аннотация с задней обложки издания, «тёплое, озорное и полное весёлых приключений детство, которое делает человека счастливым на всю жизнь». Знаете, именно эта мысль не покидала на протяжении всего периода чтения книги: её написала очень-очень счастливая женщина. А когда была перевёрнута последняя страница, то наряду с широченной улыбкой возникла и благодарность, чистая, как слеза ребёнка, не замутнённая заботами, проблемами и свирепствующим в стране кризисом. Спасибо писательнице за то, что подарила шанс поностальгировать о Родине, которой больше нет, о детстве, что не повторяется никогда, проникнуться настоящим и таким простым знанием: «Наверное, это и есть счастье, когда рядом люди, которых ты любишь всей душой. Которые с тобой — навсегда, невзирая на время и расстояния. Несомненно, это и есть счастье».

Думается, на этом можно было бы и завершить отзыв, потому как что уж воду в ступе толочь. Однако хочется, пусть и на краткий миг, задержать настроение свободы, живости, защищённости, которое родилось от знакомства  с Наринэ, Манюней, Каринкой, Ба и другими обитателями южного края, страны Детства. Время, проведённое над страницами, повествующими о приключениях неунывающих проказниц, оказалось поистине отдушиной в хмурых буднях взрослого человека, и впрямь успевшего забыть, что и он когда-то безобразничал, да так, что родители действительно, бывало, смотрели в другую сторону, потому что им было стыдно, что у них такой ребёнок.

Итак, говоря о «Манюне», не приходится оценивать классические составляющие литературного произведения: язык или стиль, сюжет, композицию, образы. Перед читателем лишь набор сюжетов, притом биографических, рисующих детство автора и объединённых только лишь временным отрезком — несколько месяцев из жизни 11-летней Наринэ. Итак, язык у автора — бойкий, юмор — искромётный, иногда даже перебор этого самого юмора. Стиль? Стиля нет никакого: написала — как дышала. И молодец. Так доступней, представьте только, как бы выглядела книга о сорванцах, еврейской маме и армянской кухне, используй автор изысканный слог. Так что да, не погрешить против вкуса в нашем случае — это отказаться от элегантности.

В данном контексте вызывают недоумение протесты ряда прочитавших истории о Манюне, обвиняющих сочинение Наринэ Абгарян в… излишнем натурализме. Совершенно не могу согласиться, ибо дама вспоминала, как было, а не придумывала байки про эфемерные создания из советской глубинки. Возмутившиеся реальным названием предметов и явлений, должно быть, относятся к той печальной категории, у которой получается, что ж… есть, а вот слова, её обозначающего — нет.

Совершенно также невозможно анализировать образы персонажей, ведь их нет в «Манюне». Все лица — реальные. Наибольшее количество возражений и даже ярого неприятия вызывает Ба. Оно и понятно, в противоречивой и колоритной Розе Иосифовне Шац многие узрели буквально-таки совокупность нелицеприятных черт: от душегубки пернатого младенца до базарной хабалки. Ну да, такая уж она была. Замечу лишь, что её собственная внучка и соседские дети нисколько не были смущены, а тем более обижены нарочитой бабушкиной властностью и категоричностью, достойной царицы. И, смею заявить, сей факт всё искупает. Кроме того, накал страстей, выказываемых в игрищах маленькими пакостницами, был столь высок, что, не слишком педагогичное, по сегодняшним меркам, поведение этой великой женщины, являлось единственно разумным, ведь без оного девчушки имели уверенный шанс не дожить до совершеннолетия.

А вот что, безусловно, оценить следует, так это атмосферу книги. Наринэ Абгарян умеет писать так красочно и вкусно, что читатель вместе с героями то прогуливается по пыльным улочкам Берда, то присаживается на дворе в тени садового домика, то слушает морской прибой, развалившись на песочке адлерского пляжа, то берёт штурмом единственный в городке кинотеатр в маниакальном стремлении увидеть «Зиту и Гиту». А чего стоят ароматы великолепной кухни! Да что там ароматы, едва ли не физически (до наполнения рта слюной) ощущается вкус то жареной курочки, то абрикосового джема, то пирожков с мясом. И есть же ещё соления-маринады, домашнее вино и кизиловая водочка, семидесятиградусная! Вообще, думается, интересующимся кулинарией и не чуждым греха чревоугодия эту книгу следует читать с блокнотом под рукой дабы то тут, то там записать рецептик.  К великому сожалению, не смаковался автором виноград, тот, который красный или крупный, произрастающий на горе Арарат. Ну, да и ладно. А вот сам величественный Арарат упоминался, что, понятно, ещё усиливает для читающего эффект присутствия в тех местах, где прошло детство писательницы.

В целом, то, что рассказала автор, цель могло преследовать лишь одну: оглянись на свой, давно растаявший в дымке, мир детства. Того советского детства со всеми его узнаваемыми приметами и штрихами, не всегда радужными для взрослых, но определённо лучшими, чем сегодняшние — для современных детей. Конечно же, жизнь столичных октябрят и пионеров отличалась от жизни детишек из провинции, но, к счастью, не критично, недаром те времена презрительно обзываются эпохой уравниловки. Убейте, правда, не смогу объяснить, чем это плохо. Попросту не припомню, чтобы внешняя одинаковая атрибутика и возможности, кстати, тоже равные мешали личности формировать свою индивидуальность.

Если чуть расширить приглашение автора окунуться в чудесный мир детства без интернета, гаджетов и, глобально, потребительских умонастроений, то, конечно же, невозможно не разглядеть и ещё один момент, также безвозвратно утраченный: истинную и естественную дружбу народов, «когда мы все были вместе и ни одному нормальному человеку не было дела до того, грузин ты, русский, еврей, украинец или армянин, и казалось, что так будет всегда, и этой дружбе нет конца и края». Сегодня очень часто можно услышать мнение, что дружба та была не истинной, а насильственной. Причём, в большинстве случаев, глас этот исходит не от русских, а именно от представителей народов, входивших тогда в как бы искусственный СССР. Однако ж нет, вот и пример: у армян, по крайней мере, было нормальное ощущение себя в составе многонациональной страны…

Как помните, я с самого начала определила своё позитивное отношение  к автобиографичной «Манюне», употребив эпитеты солнечная, светлая, тёплая. Но не могу в финале не добавить, что книга — нежная и очень тонкая, невзирая на ироничный формат и отсутствие претензий на звание «высокой» литературы. Проиллюстрирую свой вывод. Манюня влюбилась. В женатого соседа, так бывает. Сама, помню, в ещё более нежном возрасте, где-то второклашкой, тоже втрескалась в соседа, правда холостого, но всё же однозначно взрослого дядьку. Так вот. Юная супруга объекта Манюниных домогательств оказалась дамой не то что недостаточно деликатной и мудрой, но откровенной грубиянкой, если не сказать жёстче. В общем, она немыслимо обидела ребёнка грязным словом. И что на фоне этого, скажите, радикальные воспитательные меры разъярённой Ба или же фирменные подзатыльники мамы Наринэ вместе с её же метанием мусорного ведра в ухо дочери? Итак, «маленьким девочкам иногда бывает очень больно на душе. Эта боль не идёт ни в какое сравнение с болью физической (…) Эту внезапную боль, словно тёмную страшную жижу, нужно нести в себе тихо-тихо и под ноги обязательно смотреть, чтобы не оступиться. Потому что откуда-то ты знаешь — боль эту расплёскивать нельзя. И ты бредёшь слепым котёночком сквозь темноту, потом останавливаешься, прислушиваешься к себе — болит? Болит, отзывается душа. И ты тихонечко идёшь дальше. Вот так мы и вернулись домой и ткнулись в колени маме. И рассказали ей навзрыд всё (…) А мама сначала молча нас выслушала, потом повела умываться, а потом достала с полки единственную баночку со сгущённым молоком, которую она берегла как зеницу ока для слоёного торта «Наполеон», открыла её и выдала нам по большой столовой ложке. «Ешьте». — сказала. «Всё?» — удивились мы. «Всё!» — сказала мама. Но мы съели каждый по ложке и отодвинули баночку. «Так нечестно», — сказали»… Просто я имею в виду, что этим девочкам страшно повезло с семьями. И если 300 страниц книги Наринэ Абгарян наполнила смехом и задором, но не забыла и про грустный эпизод, то это означает лишь то, что она и сама прекрасно умеет оценить своё везение. Потому, в отличие от меня, да и от многих, предположу,  она легко может продиктовать нам свою незамысловатую формулу, а я не откажу себе в удовольствии повторить уже использованную мной выше цитату:  «Наверное, это и есть счастье, когда рядом люди, которых ты любишь всей душой. Которые с тобой — навсегда, невзирая на время и расстояния. Несомненно, это и есть счастье».

Конечно, если ты, читатель, не можешь похвастаться столь безоблачным детством и отношениями в семье, то ощущения этой невероятной наполненности и взять негде. Но… гудрон-то хоть жевал? А об американской жвачке мечтал? О! Если ещё и случалось лишиться шевелюры из-за педикулёза, то тебе определённо есть что вспомнить! И твоё детство также не было совсем уж зряшным. Улыбнись, ведь играть во дворе в казаки-разбойники до темноты всяко лучше, чем «мочить» монстров на экране компьютера, верно же?

Людмила ЧЕРНИКОВА