Роман с камнем. Невидимая, но очевидная истина: память – наше бессмертие

«Весь невидимый нам свет», вероятно, задумывался как роман памяти. Благородная затея, особенно если допустить, что это память о Второй мировой. Но, как читатель русский, я не готова согласиться с тем, что Энтони Дорр написал книгу о войне. Извините, нет.

Я увидела в истории приключения, ряд трагических обстоятельств и длинную-длинную жизнь героини, наделённую отменной памятью да ещё способностью сделать правильные выводы из пережитого. В принципе, немало. К сожалению, ожидалось иное. Но то полностью моя вина, просто не придала вовремя значение тому факту, что автор – американец, и максимум, что могло бы удастся ему, — это, быть может, живописать Пёрл Харбор…

Должна признаться, мне понравились образы. Все: от негодяя-нациста, охотника за сокровищами для рейха до мальчика Фредерика, мудрого не по годам, отважного и… обречённого. Главной героине, французской девочке Мари-Лоре, слепота понадобилась, если можно так выразиться, для погружения в эффект невидимости мира. Ведь зрячие смотрят и… не видят порой. А слепые «видят» руками куда качественней и объёмней.

Продолжу про Мари-Лору. Не получается сказать, что она де молодец, и я ею восхищаюсь. В конце концов, Дорр не Зою Космодемъянскую изображал, а лишь девчушку, которая искренне печалилась от того, что не насыщается батоном (!) хлеба в день и прочей немудрёной снедью, мечтается же ей о сливовом пироге… наряду, впрочем, с возвращением в мирную парижскую жизнь рядом с папой и привычными занятиями. Тем не менее, пусть и, не совершив подвига, Мари-Лора оказывается достаточной умничкой и благодарной личностью, её внутренние размышления, семьдесят лет спустя, о «караванах душ» многих давно ушедших людей делают ей честь.

Вернер. Самородок-радист. Спасаясь от участи шахтёра, впоследствии, нехотя и исподволь, рефлексируя и пасуя, становящийся нацистским инженером. Чудесный мальчик, весьма «талантливо» убиенный писателем, ведь и впрямь у ему подобных не может быть никакого будущего в данных конкретных исторических условиях. К тому же, его короткая жизнь не бессмысленна. Он спасает. И его душа, летящая в общем караване, однозначно имеет радужный окрас.

Даже в образ здоровяка Фолькхаймера, убийцы и заботливого друга одновременно, я тоже, что удивительно, поверила! Как и прониклась характером фельдфебеля, имеющего поистине мистический «нюх» на драгоценные камни. Подумалось даже, что именно для этого смертельно больного фанатика и была придумана писателем красивая легенда про Море огня, огромный алмаз. Она добавила книге остроты и интриги, обогатила приключенческую жилку, обозначенную страстью Мари-Лоры к романам Жюля Верна. Очень досадно, что эту линию автор не «вытянул», она рассыпалась, оставив после себя лишь недоумение: что это было? Остаётся только догадываться, но в этом случае, увы, факт сей не добавляет баллов книге.

Клочкообразная хронология событий и две сюжетных линии хорошо работают на усиление концентрации читательского внимания. Страницы переворачиваются с неослабеваемым интересом почти до самого финала. Если точнее, то ровно до того момента, когда Дорр обнаруживает уже помянутую мною невежественность в отношении военной правды. Знаете, каждый второй в отзыве на «Весь невидимый нам свет» написал об обиде и последовавшем чувстве неприятия всей книги. Хотела бы быть оригинальной и не касаться этого вопроса, но это невозможно абсолютно. Потому что эта гадкая подробность, брошенная автором как эпизод, на общее впечатление повлияла. И очень сильно. Так сильно, что никому советовать этот как бы военный роман и самой что-либо читать у американцев о войне больше просто не хочется…

Да, а счастье и высокая оценка книги были так возможны. Потому что трудно не похвалить писателя в том, что касается удачно выбранного стиля повествования, по самой идее связанному с центральной мыслью. Подумайте, из чего состоит наш мир, если не считать одушевлённых вещей? Верно: из предметов и великого множества вещей неодушевлённых. Стиль Дорра – это огромное количество деталей, мимо которых взгляд скользит равнодушно, потому что всё как будто обыденно, но реальность из обыденности и складывается. Повествование достаточно сухо и совсем не эмоционально, но ощущения присутствия (чуть ли не участия) при этом читателю не избежать, и сердце сжимается в нужные моменты. Моменты, которые автор хотел выделить. Предложения кратки, практически лишены прилагательных, но со страниц книги, тем не менее, льются звуки, запахи, образы. Так, вполне явственно различаются океанский прибой, шум дождя по приютской крыше или даже пение птиц. Девичий голос читает о капитане Немо, и хочется пойти взять с полки увесистый том о странствиях никогда не существовавшего на свете капитана. С кухни, как будто  твоей собственной, доносится запах стряпни мадам Манек, и… разыгрывается аппетит!

Итак, текст не изобилует длиннотами, но те описания, которые встречаются, выше всяких похвал и сообразны описываемому моменту. Можно привести здесь, например, метафору к слову голос. Это – кусок шёлка. И рассветы прекрасны даже в военное время, и Дорр великолепно это изображает. Как вечен океан, утренний перезвон колоколов или ароматы кондитерской на углу (да простим Дорру его оптимистичное видение военных будней), так же стройно и неизбито сумел это выписать автор, потому в лингвистической беспомощности его уж точно не уличить.

Чуть менее интересны, на мой взгляд, «умные мысли», бросаемые персонажами то тут, то там. Например, хотя бы о том, что упасть – не стыдно, стыдно — не подняться. К сожалению, глубиной и новизной писатель здесь не блеснул. Но… сейчас брошу в отместку за унижение русских свою ложку дёгтя: давайте помнить, что писал американец. Для своей же аудитории и писал… Не будем излишне строги.

Зато одно наблюдение, сделанное Энтони Дорром, впечатлило широтой. Оно показалось мне вне времени, т.е. речь не о военных годах, а о жизни вообще:
— Папе нужно, чтобы я учился там. Маме тоже. Что хочу я – совершенно не важно.
— Как это – не важно? Я хочу стать инженером, ты – изучать птиц (…) Зачем вообще всё, если не для того, чтобы стать кем хочется? (…)
— Твоя беда, Вернер, — говорит Фредерик, — что ты до сих пор веришь, будто сам распоряжаешься своей жизнью.

Просто превосходно! Как все поголовно герои романа Дорра, так и мы, люди другого времени, верим как дети в светлое будущее для себя, зачастую абсолютно конкретное. В общем, хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах. Как-то так, кажется. Да.

В общем, книга не безнадёжна. Грамотно скроенная, способна произвести необходимое впечатление. Вот только беда автора в том, что он до сих пор верит, что войну выиграли американцы…

Людмила ЧЕРНИКОВА