Идея святости в колорите времени

Современные прототипы средневекового Лавра, ау! Отзовитесь! А в ответ тишина…

Трудно сказать что-то новое о книге, о которой уже, наверное, всё сказано-пересказано, вдоль и поперёк, хвалебное и ругательное, любителями и профессионалами. В общем, роман оценён, автор награждён, фан-клуб сформирован. Поэтому, думаю, ничего не остаётся, кроме того, чтобы честно выразить своё впечатление, вычленив важное, памятуя о риске оказаться неоригинальной. Или неглубокой. Либо же просто не в теме, как говорится.
Что ж, попробую. Прошу не судить, однако, слишком строго.
В истории об искуплении средневекового врача более всего по сердцу оказалась именно линия об Арсении-лекаре. Впоследствии он стал юродивым Устином, позже – монахом Амвросием, а в завершении – отшельником Лавром. Не могу сказать, что все этапы его жизни осмысливались мною с одинаковым неослабевающим интересом. Но именно описание юности героя захватило сильно и не позволило, кстати, отложить чтение совсем по причине отсутствия полного душевного слияния с материалом.
Но, однако, вернусь к врачевателю-Арсению. «… лекарства имеют второстепенное значение. Главная роль принадлежит лекарю и его врачующей силе». В ответ в душе восторженно всколыхнулось: «Как это верно!». Я вооружилась блокнотом и карандашом, собираясь всласть поохотиться на редких ныне в литературе, потому особенно желанных, рябчиков. Не ошиблась вновь. «Лавр» — настоящий кладезь мудрости. Размышлять и спорить, брать на заметку можно столь многое, что хоть цитатник заводи.
Особенно потрясшие наблюдения писателя не могу обойти молчанием. Приведу здесь хотя бы некоторые.  «Нет нехватки сил, а есть малодушие». И, как продолжение мысли: «Не устаёт тот, кто не экономит силы». А далее: «По воде способен идти лишь тот, кто не боится утонуть».  
Вот ещё, но уже на иную тему: «Записанное слово упорядочивает мир, останавливает его текучесть». Другое направление: «Мы не строим мраморных склепов и не высекаем имён, ибо нашим кладбищам дано право превращаться в леса и поля. Что отрадно».
Почему привлекли столь простые, на первый взгляд, речи? Отвечу. В наши дни мы либо вовсе не думаем об означенном выше, либо полагаем точно наоборот. То есть я, например, с детства слышала о том, что «не устаёт тот, кто ничего не делает». Чувствуете разницу? А кто ныне добровольно что-то записывает (про микроблоги из серии: «поел, погулял, видел живого пеликана» речи нет), стремясь остановить время? А уж как мы любим имена-то свои малодостойные высекать! Практически везде и всюду. Я просто хочу сказать, что мир живёт не так, не верно. Истинно было тогда, в Средние века. Единственное утешение, что одна из мыслей романа как раз то и утверждает, что мир — вне времени. Жаль только, что простой смертный, зажатый в своей оболочке-теле как в плену, не в состоянии ни осознать, ни поверить, ни использовать как-либо сей постулат.
У Водолазкина вообще достаточно в романе линий, через которые мне, как человеку не слишком религиозному, приходилось продираться как сквозь джунгли. Так, много о Боге, вере и христианстве вообще. Проще идёт дело, когда читаешь о менее великом, зато, понятно, о более близком. Об искуплении и самопожертвовании, о любви, о судьбе и предопределенности, о взаимоотношениях человека с собственной совестью и о том, что мы, люди, делаем смыслом своего существования, ставим во главу, выражаясь по-современному. И всё это опутано в книге связями. Всего со всем.
Так вот вся эта кружевная паутина создаёт неповторимую атмосферу, которую я бы нарекла так: «здесь русский дух, здесь Русью пахнет». Лес, монастырь, даже сам воздух! И зимы бесконечные и суровые (почти как сейчас за окнами), и мученики, и юродивые, весь русский люд, тёмный и суеверный, но с широчайшей душою, в которой с легкостью соседствуют одновременно святое и низкое.
Но дух невозможно было бы передать без речи. Писатель не поскупился на изрядные вкрапления древнерусского в весьма достойный современный русский язык, не лишённый, однако, местами известной фривольности.  Или наоборот. Как посмотреть. А ирония согревает и расслабляет: «… живи, друже, поближе к кладбищу, ты такой дылда, что нести тебя будет тяжело». Получилась, на мой взгляд, уместная и обоснованная, гармоничная мозаика. Если бы персонажи  в романе не «хулиганили» временами, используя современное крепкое словцо (да-да, есть и такое), то получилась бы, мне кажется, на выходе скучночитабельная средневековая заумь.  А то и ещё хуже – пародия с претензией на смысл. Автор, кроме того, удачно избрал спокойную, размеренную, исполненную достоинства форму подачи, что, безусловно, стало несомненным плюсом всё в той же идее создания атмосферы средневековой России. В результате читатель получил описание жизни человека, его мыслей и чувств, судьбы его и греха тяжкого как бы в узоре из мастерски составленных и профессионально работающих элементов уже помянутой выше мозаики.
Грех Арсения действительно велик, и отмаливал он загубленную душу любимой Устины и младенца всею жизнью своей. «Я хотел отдать за неё свою жизнь. (…) Я попытался, как мог, заменить Устину и творить от ее имени добрые дела. (…) как еще (…) я мог воплотить свое раскаяние? (…) Я не уверен в своем пути. (…) По неизвестной дороге можно идти долго. (…) Спасительна ли она для Устины? (…) я ведь постоянно разговариваю с Устиной. (…) Она мне не отвечает. (…) может быть, она просто щадит меня от дурных вестей, (…) мне ли рассчитывать на добрые вести? Я верю в то, что своей любовью могу спасти ее посмертно». Господи, а я верю, что спас! Крик души, ей Богу. За одно только это пережитое эмоциональное потрясение стоило читать книгу. Евгений Германович, естественно, выдержал тон до конца, читатель так и  не откроется ответ на вопрос, удалось ли святому старцу Лавру искупить свою вину перед Создателем и вымолить жизнь вечную для Устины…
В общем, бесконечно душещипательная, но и спасительная история. Если даже книга – не шедевр (да и что такое «шедевр», кто вправе оценить?), её не забудешь долго. А разве этого мало? Ей определенно не грозит сгинуть в мегатоннах бумажного литературного хлама. «Лавр» заслуживает внимания хотя бы уже за то, что является источником размышлений, призванным побороть леность ума наших современников. Но есть и ещё кое-что. Воспитание силы духа. Герой Водолазкина – святой. Наконец-то написана книга со стопроцентно положительным героем. Пусть даже роман «неисторический», а личность Лавра не существовала в реальности, тогда, стало быть, он – носитель идеи, как персонажи Достоевского, допустим. А идеи часто живут куда дольше живых образов. Так что, смею надеяться, произведению уготована  достойная судьба. Жаль только, что подобных старцу Лавру не встретить сегодня. Идей таких нет в наши дни и в нашей жизни. И быть не может, да?..

Людмила ЧЕРНИКОВА