Ангельские бисквиты

Триллером в литературе называют жанр, способный вызвать у читателя ощущения тревожного ожидания, волнения или страха. Все эти характеристики, без сомнения, присущи роману Валерия Бочкова «К югу от Вирджинии». Этот роман — психологический триллер, в котором автор мастерски переплетает острый внешний конфликт с внутренним конфликтом главной героини

Родившийся в советской Латвии, Валерий Бочков уже более четырнадцати лет живёт в США. Однако его творчество не подпадает под ярлык творчества иностранного автора. Более известный как автор рассказов, в 2013 году Валерий Бочков громко заявил о себе произведениями крупной прозы. Именно за роман «К югу от Вирджинии» он был удостоен Русской Премии в этой номинации. И не случайно. Долгие годы живя за границей, автор не утратил чувство русского языка. Самобытный авторский стиль Валерия Бочкова хорошо узнаваем. Несмотря на то, что действие многих его романов происходит в США (к таковым можно отнести и роман «Медовый рай», вышедший в феврале этого года в журнале «Дружба народов»), в центре внимания автора — русские люди с их универсальными проблемами, и на всех языках мира эти проблемы звучат одинаково актуально.

В романе «К югу от Вирджинии» Валерий Бочков раскрывает сразу нескольких тем. При этом он не боится затрагивать такие сложные и провокационные из них, как религия, еврейский вопрос, запретная любовь (роман учительницы и ученика), нетерпимость и расовая дискриминация. Тогда как большинство современных авторов, в том числе и американских, избегают столь сложных вопросов и боятся несчастливого финала, роман «К югу от Виржинии» реалистично раскрывает проблему неонацизма в наши дни.

Главная героиня романа — американка русского происхождения Полина Рыжик — несмотря на внешнюю успешность, является, по сути, современным представителем потерянной молодёжи. Закончив престижный Колумбийский университет по мало востребованной специальности «Литература» и защитив диплом по Льву Толстому, Полина, рьяно убеждающая себя в том, что, выбирая специальность, следовала исключительно зову сердца, постепенно понимает, что с таким образованием ей не победить в борьбе за свою американскую мечту. Помотавшись по трущобам Нью-Йорка и поработав в архиве малоизвестного еврейского журнала в надежде «зацепиться» в Большом яблоке, провинциалка не только по происхождению (сама она родом из Нью-Джерси), но и по складу души, Полина бежит из меркантильного и бездушного мегаполиса. Девушка тщательно убеждает себя, что выбор этот, во многом обусловленный её происхождением, она делает самостоятельно. Именно эта возможность принять самостоятельное решение («Я только скулю, жалуюсь и жду, когда само что-то решится! Или кто-то решит за меня. Инфантильная сучка!»), кажется, заботит Полину больше, чем тот факт, куда и зачем она бежит. А бежит она, чтобы работать… школьной учительницей в провинциальном городке Данциг штата Теннеси. На данном этапе её мало беспокоит, что в городке ходят легенды о проделках когда-то сожжённой на костре, а теперь восставшей ведьмы Колинды, что местная девичья команда по лакроссу почему-то называется «Данцигские волчицы»… Она сама — Полина — приняла это решение!

Маленький Данциг далёк от традиционного понимания Америки, этого многонационального котла. Большинство жителей — выходцы из Германии, которые свято холят и лелеют свою историю и традиции. Главная из них — церковь. А там, где слепое почитание, — там и предрассудки. И на такую вот плодородную почву и падают в Данциге зёрна жестокости, предубеждений и тщеславия.

Тема христианства — одна из центральных в романе, здесь она тесно переплетается с кровавой историей нацизма. Хоть жители Данцига открещиваются от фашистского прошлого европейских немцев («Суть в том, что на нас-то никакой вины нет! Мы здесь живём триста лет и к газовым камерам никакого касательства не имеем! И к вашему варшавскому гетто тоже! Нет на нас вины! Не за что нам прощения просить, не за что! И не собираемся мы с поляками или цыганами хороводы водить, для нас понятие крови, чести, германской чести — не пустой звук!» — говорит директор местной школы Галль), но на деле их методы борьбы за чистоту своей общины мало чем отличаются от средств, к которым прибегали в фашистской Германии в первой половине 20-го столетия. Уже тогда А. Гитлер подводил под своё учение религиозный фундамент: «Всякое воспитание личности должно исходить из веры. … Нам нужны верующие люди». А у Валерия Бочкова все жители Данцига косо смотрят на Полину, которая за несколько дней так и не удосужилась прийти в местную церковь на ежедневное собрание. «Поэтому мы повели борьбу с атеистическим движением, и не только путём теоретических дискуссий: мы вырвали его с корнем» (А. Гитлер). Потихоньку жители Данцига начинают перевоспитывать Полину, проверяют на ригидность её личные ценности, являющиеся вызовом их сообществу. И Полина не проходит проверку, просто не сразу понимает всю серьёзность своего положения. Как «Господь призывал изгонять из Храма порождения ехидн и гадюк» (Евангелия от Матфея 3:7), так и жители Данцига избавляются от так называемых «чужих», untermenschen. Старый поляк-алкоголик (в Данциге царит «сухой закон»), бродяги-цыгане — все, кто не вписывается в данцигскую картину мира, автоматически становятся врагами. «Кто не со Мною, тот против Меня» (Евангелие от Матфея, гл. 12, ст. 30 и Евангелие от Луки, гл. 11, ст. 23) — манипулируя этим лозунгом, Данциг выплёвывает чужеродные элементы, не желающие или не способные встроиться в его систему. И делает это далеко не гуманными способами.

В романе Валерий Бочков умело пользуется метафорами. Метафоричен, например, образ ангела — один из основных атрибутов христианской религии. В начале романа в этом образе предстают в Бронксе настенные изображения убитых бандитами местных жителей. В Данциге слово «ангельский» применяется почти ко всему: ангельские бисквиты, ангельское пение церковного хора. Неизменные ангелы на могилах данцигского кладбища (дом Полины стоял на окраине города), а в центре кладбища — фонтан в образе трубящего ангела — место встречи Полины и её ученика Михаэля. Игрушечный ангел на ёлку — подарок старого поляка, а «девчушку лет пяти в воздушном платье, как облако» с его старой фотографии Полина тоже невольно сравнивает с ангелом: девочка из другого столетия — её давно уже нет в живых… — эта последняя метафора символично перекликается с первой — «ангелами Бронкса», невинно убиенными детьми, ставшими жертвами бандитских разборок.

Тема нетерпимости и жестокости задаётся автором ещё в начале романа, когда Полина устраивается работать в еврейский журнал, чтобы систематизировать и переводить архивы по истории геноцида евреев, — и красной нитью проходит через всё повествование. Живя в Бронксе, Полина видела ненависть местного белого населения по отношению к латино- и афроамериканцам, а также всем, кто отличается («Все эти черномазые, да пидоры… Вся эта нелегальная сволочь мексиканская. Раньше знали своё место, а теперь — свобода! Теперь жопники и ковырялки по закону жениться могут. В церкви!») Почти ту же ненависть она испытала в Даньциге, но уже на себе. Понадобилось время, пока Полина поняла, что здесь именно на неё и на таких, как она, ведётся охота.

Метафоричными являются в романе сны Полины.
Ночью ей приснился город Данциг. Белая школа была похожа на Акрополь, вокруг, между дорических колонн и дальше, по густой траве, бегали румяные дети. Директор Галль, в тоге, шитой золотыми цветами, благосклонно взирал на белокурую детвору, на породистом арийском лице сияла улыбка. Горизонт раскрывался во всю ширь, как на полотнах Пуссена, а по небу сияли белоснежные облака, расставленные в симметричном порядке. Вокруг торжественно били фонтаны, вода весело звенела, искрилась, журчала.

Они не только привносят мистический элемент, но и отражают усложнение внутреннего конфликта главной героини. Последнее сновидение Полины, в котором она безуспешно пытается очистить от пятен белоснежную скатерть, свидетельствует о переменах в ней самой. Живя в Данциге, она тоже запачкалась, и смыть эту грязь не так-то просто.

В попытке освободиться от страха и ощущения безысходности, Полина ищет спасение в любви и обнаруживает, что единственным подходящим объектом для её любви оказывается её же ученик Михаэль. Подросток сумел сохранить трезвый взгляд на жизнь. Здесь он, как и Полина, чувствует себя в клетке, из которой мечтает вырваться. И Полина поддаётся искушению. Роман учительницы и ученика, роман взрослой женщины и несовершеннолетнего подростка. Грех с точки зрения церкви, преступление в точки зрения закона. Очень смело со стороны автора — подтолкнуть героя к такому шагу без риска вызвать осуждение читателя. Но поступок Полины не вызывает осуждение, скорее — сочувствие. Для читателя очевидно, Полина — жертва, заложница обстоятельств. В мире, в котором теперь живёт Полина, понятия добра и зла меняются местами. Здесь жестокий и хитрый враг рядится в овечью шкуру. И действовать против такого врага нужно его же методами.

И снова в романе подвергаются испытанию христианские доктрины: подставить ли левую щёку, когда ударили по правой? Не противиться ли насилию, как учил другой сторонник христианства Лев Толстой, несомненный кумир Полины? Но оказавшись перед лицом смерти, Полина делает свой выбор — сложный, но необходимый. И через этот выбор происходит главная трансформация её личности. Впервые в жизни Полина не убегает, она решается открыто бросить вызов жестокой реальности.

Оправдано ли насилие, если оно совершается во спасение? Этот вопрос автор оставляет открытым, предоставляя нам, читателям, самим на него ответить. Тот же вопрос актуален и в романе «Медовый рай». Значит, он беспокоит автора, задевает за живое. Как и в «Медовом рае», в романе «К югу от Виржинии» победа героини — это не только победа над злодеем, серийным убийцей. Это, прежде всего, победа над собой, над её внутренним трусом. И всё же это однозначная победа. Пусть даже здесь и сейчас, в этой, земной жизни.

Анастасия СОТНИКОВА

Читайте альтернативную рецензию