Полина Дашкова: «Модную литературу читаю тогда, когда она перестаёт быть модной»

Как уже анонсировал литературный сайт «Пиши-Читай», в апреле в издательстве «АСТ» вышел новый остросюжетный исторический роман Полины Дашковой «Соотношение сил». Мы попросили рассказать Полину Викторовну, о чём эта книга и ответить на пару «литературных» вопросов.

— «Соотношение сил» — продолжение двух предыдущих книг «Пакт» и «Источник счастья»?
— Отчасти. Продолжение «Пакта». Хотя существует совершенно автономно. Есть у меня принцип: «Читатель, который открывает эту книгу, не обязан читать предыдущую. Но человеку, который прочитал «Пакт», будет ещё интереснее — потому что там судьбы тех же героев. Хотя это совершенно автономный роман.
— Почему Вы выбрали для своего романа тему войны?
— Потому что война: Вторая мировая и Великая Отечественная — это настолько тяжёлые безнадёжные события… Абсолютно ужасные. Там просвета, кажется, нет — до Сталинградской битвы, начиная с сентября 1939 года. А я не могу без счастливых финалов. Мне нужно обязательно, чтобы что-то произошло хорошее, даже в этом мраке. И когда я писала «Пакт», я думала как раз об этом — что же хорошего могло произойти накануне 22 июня? И узнала о немецком урановом проекте, о том, что расщепление ядра урана — открытие, которое привело к созданию атомной бомбы, — произошло тоже очень интересно: в Рождество 1938 года. То есть совсем незадолго до начала Второй мировой войны. И первыми этим занялись немцы — был проект урановый. И работали там светила, например, Вернер Гейзенберг, нобелевский лауреат. Он руководил проектом. И шансов у них было очень много, потому что сразу купили весь уран, они засекретили это всё. Они на это очень большие выделили деньги… И вот на секунду представим, что к маю-июню 1941 года была бы у Гитлера бомба — и всё!
Почему этого не случилось — вопрос достаточно сложный. Шансы у них все были. Вот я и придумала историю, когда вот то самое «чуть-чуть» отделяло от создания бомбы — я не буду сейчас подробно рассказывать. Обычные люди в разных странах — кто-то разведчик, а кто-то — неразведчик… Вот как люди с разными убеждениями, с разными взглядами (есть такое понятие: круговая порука добра), люди, чувствующие свою ответственность за происходящее, помешали немцам создать атомную бомбу. И проект этот стал тормозиться-тормозиться. Вот, собственно, такая история.
-Писали на основе исторического материала?
— Да, безусловно. Вся история немецкого уранового проекта, открытие расщепления ядра, финская война. Это всё абсолютно реально. И вот в эту реальную канву я вставляю своих вымышленных персонажей. Их немного. Они действуют наряду с реальными персонажами. И, в общем, соблюдая историческую достоверность, максимальное сходство должно быть.
-Традиционный журналистский вопрос. Ваши творческие планы?
-После такого труда… Есть у меня замысел один. Это будет тоже исторический роман, но другая эпоха: 1979-1981 годы. Накануне больших перемен в России. Советский Союз. Там много всего интересного. Эпоха вроде бы как такая спокойная: глубокий застой. Но я там нашла крайне интересное. И вот сейчас потихонечку-потихонечку раскачиваюсь, чтобы начать писать следующий роман об этой эпохе.
— Что Вы сейчас читаете?
— Пока я писала «Соотношение сил», я прочитала огромное количество мемуарной литературы, документов. Мне нужно было освоить, на минуточку, ядерную физику. Был консультант (мой двоюродный брат), геолог по образованию, довольно хорошо знает физику. Он меня консультировал в том смысле, чтобы не было уж каких-то ляпов, над которыми будут смеяться профессионалы. Вроде бы их нет. Я море всего прочитала о немецком урановом проекте…
— А из художественной литературы, можно уточнить?
— Из художественной литературы последнее, что я взялась читать, — это Умберто Эко «Пражское кладбище». Не могу сказать, что я в полном восторге от этой книги, но книга очень сильная. А так я, знаете, перечитываю, в основном из художественной литературы. У меня такое свойство: я никогда не буду читать насильно, а дурно написанный текст действует на меня как несвежая пища — мне физически нехорошо. Я очень с большой опаской отношусь к современной литературе — и нашей, и зарубежной. Не могу сказать, что что-то на меня произвело какое-то сильное впечатление за последнее время. И опять же, знаете, я опасаюсь давать рекомендации. Я считаю, что это настолько личный выбор — что читать человеку? Что ни в коем случае нельзя никак пытаться не то что навязать свое мнение, а просто влиять.
-А как Вы относитесь к модным писателям? Сейчас модно читать определенных писателей, не буду их перечислять.
— К модным писателям? Это же не всегда совпадает. И, вообще, вещь очень лукавая. Вот сегодня ты — модный, а завтра — нет. Очень быстро всё это проходит. Поэтому к тем, кого я знаю лично, отношусь хорошо, потому что для того, чтобы стать модным писателем, надо быть тружеником, очень много работать. Халтурщики редко — бывает, конечно, — когда становятся модными. Но всё-таки — это исключение, чем правило. Но лично для себя я знаю одно: я модную литературу читаю тогда, когда она перестаёт быть модной.
-Чтобы посмотреть — настоящая, стоящая ли литература?
-Да, очиститься от этого. Знаете, это ж тоже понятие. Допустим, во времена Чехова модными были писатели Бабарыкин и Арцыбашев. Вы что-нибудь знаете о них?
-Честно говоря, нет.
-А Чехов не был модным никогда. Горький был безумно модным. А Чехов — нет. А Чехов сейчас один из русских гениев, который известен во всём мире — гордость нашей русской литературы. И можно на любой странице в любой момент книгу открыть и сразу погружаешься. А кто такой Бабарыкин и Арцыбашев знаю я как бывшая студентка Литинститута. Поэтому, если хоть чуть-чуть знаешь историю литературы, то понятие «модный писатель» вызывает, скорее, сочувствие. Потому что человек очень быстро привыкает к славе. А, смотришь, — раз и всё. И следующий модный пришёл — а ты где, ты кто? А ты привык. Это очень обидно. Поэтому я каждый раз говорю: «Господи, пожалуйста, чтобы я не была модным писателем!» Я, действительно, никогда не была модным писателем. Популярным — да, модным — нет.
-Современные писатели, к сожалению, очень вольно обращаются с русским языком — стилистика очень сильно хромает…
— Модно!
-Извините, что в голову пришло — так и написал. Вы, как выпускник Литературного института, считаете, что всё-таки нужно соблюдать языковые нормы и правила?
-Для писателя язык- это его всё. Если ты «свое всё» будешь корёжить, крошить, то от него ничего не останется, оно от тебя убежит. Другое дело, что, если это нужно для героя, персонажа, для характера, описывая какую-то социальную среду, то без этого нельзя — тогда да, это оправданно. Когда это арго, сленг, жаргон — да, конечно. Это видно всегда. Но это отчасти кокетство с читателем. Когда человек пытается подладиться: «короче», «блин», «в натуре», «я такой крутой»… Кстати говоря, очень забавен современный перевод Сэлинджера. Есть замечательный перевод Рика Райта «Над пропастью во ржи» — гениальный. А сейчас есть современный перевод, где Холден Колфилд и его друзья говорят «блин», «короче» и так далее. Это кокетство.

Беседовал Сергей МИЗЕРКИН