Александр Проханов: Я видел мир в предсмертном крике

Александр Проханов — не просто писатель, а человек, прошедший все горячие точки. Его литература — это литература человека, познавшего многое в этой жизни. Его можно назвать и ястребом русского империализма, и голубем русской словесности. О словесности, литературе и русском языке, а также о наболевшем мы и беседуем сегодня с писателем Александром Прохановым.

— Александр Андреевич, у вас есть замечательная фраза: «Россия будет империей. Или её не будет». И понятно, что великая империя без литературы существовать не может. Но у нас ведь её каждый день отнимают, заменяя суррогатами и сублемантами. Где же выход? Что делать? У вас есть рецепт, как её спасти от полной деградации?
— Я не считаю, что русская литература деградировала. Просто после 1991 года, когда существовала единая система координат, произведение искусств, будь оно советское или антисоветское, нейтральное или историческое, оно встраивалось в эту систему координат, образовывая поле культуры. Отдельно взятое художественное творение в недрах этого поля светило, сверкало, излучало тот или иной свет. А после 1991 года поле культуры исчезло. Вот и получается, что пространство, где летают все эти планеты, планетарные или звёздные образования, сейчас пустое. И свет от одной звезды к другой не передаётся. В наше время очень много талантливых и ярких работ. Но они одиноко висят в воздухе и не складываются в поле культуры. Так вот сейчас необходимо формировать это поле культуры, в котором соединятся левые и правые, имперские и антиимперские, пронатовские и промосковские. Эти группировки сойдутся, и между ними начнётся взаимодействие. И этот процесс уже начался — государство, наконец, стало этим заниматься.
— Какое место, на ваш взгляд, занимает литература в том понятии, которое принято называть русской цивилизацией?
— Русский человек, на мой взгляд, имеет четыре вероисповедания. Первое — это христианство, православие, через которое с небес в русскую жизнь, русскую душу нисходят таинственные аворские энергии, связанные с аворским светом, с раем, с абсолютной благодатью. Второе вероисповедание — это русская природа, среди которой наш народ родился и которая тоже является для него божеством, воспетым Тургеневым, Есениным, Толстым. И они пели эту природу, как псалом, обращённый к божеству. Третье вероисповедание — это русская словесность и русский язык — это тот язык, на котором говорят ангелы. Это не просто способ передачи информации вслух от человека человеку. Язык — это коммуникация, посредством которой русский человек связывает себя с таинственными, волшебными смыслами жизни и бытия. Он такой изысканный и пластичный, в нём столько оттенков! И четвёртое вероисповедание — это государство, государственная идея. Словом, русская литература, русский язык занимает среди этих четырёх вероисповеданий очень важное место.

Русская литература — это борьба со смертью

— Вам не кажется, что в последнее время богатый и могучий литературный русский язык то ли по недоразумению, то ли сознательно душат?
— Нет, мне так не кажется, потому что по-прежнему существует ядро художников, пишущих на русском языке. И сам русский язык в современном мире не обеднел, а, наоборот, усложнился, он совершенствуется. Существует такая сердцевина, где русский язык дышит, обогащается, но главное — где этот язык несёт на себе всё новые и новые смыслы. А вокруг него, конечно, существует поле бессмыслицы и третьесортности.
— Архитектура — это, как известно, застывшая музыка. А с чем бы вы сравнили нашу литературу?
— Я бы сравнил её с псалмом. Русская литература, начиная с самых древних времён и заканчивая современностью, — это постоянное взывание художника к небесам. Постоянное моление о судьбе, о спасении Родины, о спасении души, о бессмертии. Русская литература — это борьба со смертью. Со смертью красоты, ребёнка, природы, души, страны.
— Кстати, русская литература и русский язык стали отчасти одним из камней преткновения в событиях на Украине. Одни называют это гражданской (когда бьются друг с другом украинцы), другие — братоубийственной войной (когда украинцы стреляют в русских и наоборот). Что же, на ваш взгляд, там происходит?
— Украина стала жертвой жестокой экспансии. Экспансии большой категории политиков, которые решили превратить эту сложную страну, наполненную множеством языков, народов и культур, в национальное украинское государство. Полагая, что если заставить всех людей говорить на одном украинском языке, запретить им читать и писать на других языках, разговаривать и оформлять документы на русском, то произойдёт слияние вот этого многомерного украинского мира в единый. То есть стали реализовывать украинизацию, которая началась сразу после 1991 года при президенте Кравчуке, потом при Кучме, Ющенко и Януковиче. И когда сбросили, наконец, Януковича, то все эти стихии взорвались в полной мере. И ядром этой националистической энергии всегда была Западная Украина со своими страстями, радикализмом, превосходством, ненавистью к русским, русофобией. Эта энергия стала реализовываться через государственную власть и пошла на восток. Туда, где другие представления, культура, опыт и очень много русских элементов. И, соответственно, она встретила сопротивление — в первую очередь, в Крыму. После этого, почувствовав, что Крыму грозит насилие, что он может пережить то, что пережила Одесса, Крым сразу же отделился. Потом стала отделяться Юго-Восточная Украина, Донбасс. И вот это отделение превратилось в войну. Киев же, не позволяя Донбассу отделяться, решил продолжить украинизацию с помощью гаубиц и установок залпового огня. И началась эта бойня. Она нарастает. Сначала казалось, что Новороссия, новое суверенное государство, может проиграть под натиском мощной украинской армии. Теперь выходит дело, что нет — ополченцы перешли в наступление. И мне кажется, что исход этой войны предрешён.

Крым — это результат того, что русские перестали спать, ныть, жаловаться, отступать

— А вы были в последнее время на Украине после того, как там началась вся эта история?
— Да, я был на Украине и вновь собираюсь туда отправиться.
— Что вы, как писатель, там увидели?
— Я всю жизнь писал войны, прошёл все горячие точки, видел убийства городов. Вся моя практическая деятельность художника — это горячие точки, войны, революции, взрывы, трагедии. Я видел мир в предсмертном крике. И должен поехать, чтобы увидеть, как разрушают, убивают Донецк, Луганск, Краматорск, Мариуполь — это моя миссия, как художника. А с другой стороны я увижу там, как люди сложились в сопротивление или ополчение. Я хочу увидеть там новый тип государства, которое строится не на принципах олигархического насилия и неравенства. А на принципах совести, свободы и новой человеческой этики.
— Присоединение Крыма — это собирание земель или долгожданное воссоединение?
— Это законный ход русской истории. Когда Россию в 1991 году расслоили, а русских оскорбили, унизили, когда их фактически стёрли с лица земли, сделали народом-изгоем, мы видим, к чему это привело. Это восстание и возрождение русских. Крым — это результат того, что русские перестали спать, ныть, жаловаться, отступать. Это контрнаступление нового российского государства.

Беседовал Виталий КАРЮКОВ