Ольга Ильницкая: «Всё с ней в обычном порядке, с русскоязычной литературой. Это с гражданами и гражданочками – не очень»

Известная русская писательница, поэт и журналист Ольга Ильницкая, автор признанных сборников стихов «Идёт по улице война», «Сквозное жильё», «Семь встреч с Богом», сегодня в гостях у нашего литературного портала

— Ольга Сергеевна, какая из ваших книг для вас «самая-самая»?
— Выделяю книгу «Семь встречь с Богом» — потому, что она красивая и небольшого формата. Мне нравится, как её сделал художник Лев Фабричнов.
— Если можно, поведайте о себе. Где вы родились и выросли? Почему стали творческим человеком?
— Родилась практически на военном полигоне в Тарутино, росла в военных городках, по которым кочевал отцовский артиллерийский полк, это Бессарабия, Молдова и Одесская область. В 1961 году мой отец попал под хрущёвское сокращение, ушёл в отставку, и мы поселились в Одессе. Моя жизнь связана с Одессой и Донбассом, туда я ездила все годы учёбы на каникулы, к бабушкам, в Дебальцево и Донецк. Ещё я часто бывала в Москве – со своими «хождениями в литературу». Москва меня «пробовала на зубок»», как многих, но я была из «самостоящих» и удар держала, в конце концов, Москва меня приняла, но и Одессу я не оставила, за что и в Москве, и в Одессе шутливо меня называют «мостом». Я не протестую и добросовестно регулярно таскаю килограммы приветов, книг и рукописей.
— Почему вы выбрали литературную стезю?
— Запрещено было заниматься философией, а я хотела преподавать именно философию. Но, поскольку муж и друзья диссиденствовали, а любимый был арестован (он получил срок за участие в издании политического журнала «Поиски» в Москве, за антисоветскую деятельность и недоносительство), путь в науку мне был заказан. Можно было преподавать историю и писать «в стол». Я выбрала сначала преподавать в школе и писать. Но очень быстро была исключена из лучшей одесской школы №116, где читала историю и обществоведение — за то, что как вспомогательный материал использовала на уроках запрещённых Солженицына и Булгакова, а на уроках Основного Закона – статью Глеба Павловского (под псевдонимом П. Прыжов) «Хартия вольностей советского народа» — сопоставительный анализ четырёх советских конституций. Это был запрещённый ход, и исключение было как бы предрешено. Вот тогда я поняла, что надо писать не в стол, а публиковать, что читателей будет больше, чем учеников. Мне не хотелось учить, хотелось диалога, я тогда к читателю уважительно относилась – и друзья опубликовали две мои книжки в Подмосковном и Ленинградском самиздате.

Это правильно, издавать стихи, не кормясь с государственной ладони

— А расскажите про свой писательский дебют.
— Моя писательская работа была настоящей учёбой в трудных условиях – мы были студийцами самоорганизовавшимися, пригласившими к себе руководителем хорошего одесского поэта Юрия Михайлика. Он двенадцать лет каждую пятницу занимался с нами литературой – результатом стала книга-антология студийцев «Вольный город», вышедшая в 1991 году. Это интересная книга 24-х поэтов, теперь она стала библиографической редкостью, а учитель и друг всем нам, вошедшим в эту антологию, был её составителем. Сейчас Юрий Михайлик живёт и пишет в Сиднее, и мы недавно повторили эту историю – спустя двадцать лет пригласили Юрия Михайлика стать составителем новой нашей книги, и книга вышла – она называется «Глаголы новейшего времени».
— В наши дни издаваться так же трудно, как было и до «перестройки»? Или что-то изменилось, и в какую тогда сторону?
— Сейчас издаваться просто. Есть деньги – есть книги. Думаю, это правильно, издавать стихи, не кормясь с государственной ладони, за собственный счёт. К прозе у меня иные требования, прозу правильно издавать издателям, а не самому. Но если издательство согласно платить поэту, попавшему в «обойму», то, возможно, это везение. Для такого рода везения я ничего не предприняла, хоть и было возможно, но я с удивлением обнаружила, что оказалась не человеком «обоймы», это ни хорошо, ни плохо, просто констатация.
— Как вы считаете, интернет – это больше хорошо, чем плохо? Или наоборот? Авторское право и интернет – как вы относитесь к этому вопросу?
— А как можно относиться к авторскому праву? Оно свято. Посягающим надо публично «ухи пообкусивать». Что до интернета – пусть будет, для людей с ненарушенными критическими функциями это удобное поле. Благо.
— Кто из писателей повлиял на ваше мировоззрение?
— На мировоззрение повлиял, наверное, Блок. Мне было семь, когда папа прочитал про скифов «с раскосыми и дикими глазами». Восхитило настойчивое – «Да, скифы мы!» – я впервые себя отождествила с кем-то, и это были не папа с мамой, не дарвинские мучительные для воображения обезьяны, а дикие скифы! Но тут пришла мама и всё испортила – она сказала, что Блок — «опиум для народа». Это вот как раз вопрос не литературного вкуса, а именно мировоззрения. Мне понравился Блок, папина позиция просветителя меня, ни сном, ни духом о том, что такое «МЫ». Меня раздражила мамина силовая позиция, я же сразу ощутила попытку принуждения нас с папой не быть «МЫ»!
Именно этот момент – я потом ясно это ощутила и поняла – обеспечил мне стопудовое приятие «Государственности и анархии» Бакунина и позже, привело меня к гандистской позиции непротивления злу насилием… – так что вопросы мировоззрения определили отец, Блок, Бакунин и Ганди. Ну и, разумеется, мама – привив одноразовой тогдашней своей силовой акцией моё пожизненное сопротивление любому насилию над личностью. Я как-то сразу обучилась самостоянию и сопротивлению любому на меня нажиму.
— Кого из любимых поэтов вы «унесли» с собой из юности во взрослую жизнь?
— Из юности, запихнув, как верблюд пищу в горб, любимых Сашу Чёрного и уживавшихся с ним (и Лермонтовым с Блоком) моих «испанцев» — Федерико Гарсия Лорку, Николаса Гильена, Мигеля де Унамоно, Хуану Инес де ла Крус, Хименеса, Вальехо, Пабло Неруду и Пабло Мачадо…

Вопросы мировоззрения определили отец, Блок, Бакунин и Ганди

— Нравится ли вам кто-то из современных русских писателей? А из поэтов?
— Современных? Легче сказать, кто не нравится… «Актуальщики» — нет. А вот понимающих «смешанную технику» ищу. Кто-то нравится. Ответа вопрос требует обстоятельного. Читаю знакомых, которым симпатизирую. Владимира Пучкова из российского города Владимира, и Владимира Пучкова из украинского города Николаева. Хорошие стихи пишут Владимиры Пучковы. И мне нравится спокойный голос и темы, трогающие Валентину Голубовскую, живущую в Одессе. На самом деле имён можно назвать много, потому что я читаю в основном хорошо пишущих и хорошо живущих людей.
Свольтирую с ответом, пожалуй…. Я и так уже размахнулась. Да и к чему? У каждого свой список предпочтений, товарищей или неприятелей, слишком тесно мы пока по общим коридорам ходим.
— Что сегодня переживает русскоязычная литература – упадок или подъём? Чего, по-вашему, ей очень не хватает?
— Сегодня? А как и вчера, и позавчера. Русскоязычная литература переживает горе…
Она его обязательно переживёт, выпишет, и читатели прочитают, а критики проанализируют. Всё с ней в обычном порядке, с русскоязычной литературой. Это с гражданами и гражданочками – не очень. Впрочем, не первый век живём на свете, и мало что изменилось, а если судить по итогу, в частности последнему и для меня лично главному, войне между двумя моими странами, то изменения для литературы, как и для авторов – не к лучшему. Потому что теперь война определит вектор развития литературы. И мне это нравиться не может, рассуждать в направлении вектора, указующего на гибель людей… Я написала уже книгу «Идёт по улице война», мне хочется писать другие книги, о мире и «О жизни, о жизни — и только о ней. О жизни, о жизни — о чём же другом? — Поёт до упаду поэт. Ведь нет ничего, кроме жизни кругом, Да-да, чего нет — того нет!» Как в своё время определила Юнна Мориц.
Русскоязычной литературе сегодня катастрофически недостаёт Мiра.

Классики пишут длиннее, чем посты в соцсетях, или чем пишутся эсэмэски. Кто же их, классиков, осилит?..

— Кого вы хотели бы порекомендовать к обязательному прочтению?
— Конечно, перечитать сейчас классиков русских – пишущих о мирной жизни самое время. Но ведь их читать и не перестали те, кто всегда читал? Только вот классики пишут длиннее, чем посты в соцсетях, или чем пишутся эсэмэски. Кто же их, классиков, осилит?…
— А кто вам симпатичен из иностранных?
— Милан Кундера, Тонино Гуэрра, Милорад Павич, Уильям Фолкнер, Олдос Хаксли, Генрих Бёлль, Эдвард Морган Форстер, Салман Рудши, Славой Жижек… Антоний Сурожский.
— Литературой мало кто может обеспечить себя материально. Если можно, то как Вы решаете этот вопрос? Как зарабатываете на достойную жизнь?
— Литературой не зарабатываю. Книги раздариваю. Вот как бы вместо свечек в церкви. То есть свечки я ставлю, ну а книжки – по принципу свечек…
На достойную жизнь»? Я пенсионер, уже заработала.
— В последнее время мир разделился на сторонников и противников глобализации. По вашему мнению, глобализация – это зло или добро?
— Меня в связи с глобализацией волнуют судьбы личных миров людей. Если от глобализации не страдают личные миры – она не зло, а новая форма (одна из) осуществления человеческих самых разнообразных связей, а если личный мир человека страдает от проявлений глобализации, то я восприму эти проявления как зло.
— А что вы читаете в настоящий момент?
— «Происхождение украинского сепаратизма» Николая Ульянова, «Зеркала» Семёна Кирсанова, «Плутодраму» Михаила Левитина и роман «Наши нравы» Константина Станюковича – вот сразу всех вместе и читаю.
— А кого перечитываете время от времени?
— Ох, одну и ту же книгу – Стругацких «За миллиард лет до конца света»… Это мне божье наказанье – читать эту книгу. Она помогает моему гомеостазису (смеюсь) стабилизироваться. Уже и не перечитываю, просто смотрю на неё, и сразу становится именно так как требуется, чтобы не наворотить лишнего и не отступиться от задуманного необходимого.
— Что бы вы хотели пожелать России в такое неоднозначное для неё время?
— Нравственного выздоровления. И чтобы не приставала как тот амур, голый и вооружённый до зубов – ко всем со своей любовью.

Беседовала Елена СЕРЕБРЯКОВА