Александр Торопцев: «То, чем я занимаюсь, необходимо нашему государству»

Удивительно, как много удаётся успеть этому человеку. Являясь специалистом по художественной и научно-популярной литературе, Александр Торопцев находит время на исследования мировой и отечественной истории, военные и философские труды. Живо интересуется русской иконописью и работает над изучением истории Русского Севера и Зауралья. А ещё он ведёт семинар по детской и юношеской литературе в Литературном институте им. А. М. Горького. Это, пожалуй, самая благодарная и приятная его обязанность. Ведь все писатели начинаются с детства…

— Александр Петрович, говорят, кто в детстве много читал, тот много и выдаёт «на гора» в зрелые годы. Вы-то много читали?
— До тех пор, пока учёные не создадут Теорию творческого роста, говорить о том, что надо много читать в детстве, чтобы писать больше в зрелые годы, нельзя. Я знаю людей, которые уже в 8-10-летнем возрасте читали много, в том числе, и много взрослой литературы. А пишут они не так много. Лично я начал читать активно в 12 лет. До этого я просто жил. Бегал с домодедовскими мальчишками по полям и лесам, купался в Рожайке, играл в футбол и во все наши детские игры. Это была жизнь.
— Вы ведь с детства полюбили историю…
— Нам, будущим пятиклассникам, выдали новые учебники. Среди них была прекрасная работа «История Древнего мира». Я прочитал её запоем. И влюбился в историю, как говорят, «с первого взгляда». Другое дело, что это была тайная любовь.

Я составил «Книгу для русского интеллектуала», библиографический свод изданных трудов лучших отечественных и мировых, переведённых на русский язык, авторов

— А что, историю нельзя было любить?
— Вспомните кем-то искусственно придуманное противостояние «физиков и лириков». Все мы, дети и юноши шестидесятых годов, конечно же, приняли сторону «физиков». Все мы хотели поступать в технические вузы, чтобы двигать науку, инженерное дело. Всем нам хотелось изобретать, открывать. А тут — история! Я записался в три библиотеки и брал там только книги, связанные с историей. Но, в конце концов, поступил-то я технический вуз. И, кстати, не жалею об этом.
— В литературу шли долго? С чего начинали?
— Так уж судьба распорядилась, и я оказался в армии. Служил в Эстонии, в Ракетных войсках стратегического назначения. И вдруг мне пришло из нашего Жилпосёлка письмо, в котором друзья написали о том, что мой сосед по коммуналке, Александр Е., попал в тюрьму. Это был очень добрый человек, но без царя в голове. Меня словно током ударило. Я сказал себе: добрые люди не должны сидеть в тюрьме, это ошибка. Такие ошибки нужно исправлять. Я вернулся из армии и написал в районную газету огромную статью об этом.
— И с этого всё началось?
— Не совсем так. Этим, вполне возможно, всё могло и закончиться.
— Вас не напечатали, отругали?
— Ещё хуже! Статья, видимо, была такой занудной, что её напечатали в рубрике «Слово ветеранам». Естественно, сильно сократив и исказив при этом. Представляете, какой я, только что демобилизовавшийся молодой человек, получил удар!

Государственный иммунитет — это способность того или иного государства противостоять внешним и внутренним болезням, оставаясь при этом стабильным и прочным на всех социальных параллелях и, что важно, не подавляя государственный иммунитет соседей по Земному шару

— И после этого вы решили писать исторические книги?
— Нет. Я решил писать рассказы и новеллы из жизни домодедовских мальчишек, моих друзей. Уж рассказ-то, думал я в те годы, переделать будет невозможно. Я закончил Московский институт электронного машиностроения, три года отработал по распределению. Писать хотелось всё больше. Никакая работа меня не волновала так, как мои рассказы. Я купил себе пишущую машинку, самую дешёвую, набирал тексты, отправлял их в редакции журналов и газет. Меня громили «отзовистки» и «отзовисты» — так я называл людей, которые подрабатывали на таких, как я, горе писателях. Это продолжалось ровно 20 лет: в 1971 году я отправил первый материал (уж и не помню куда), и только в 1991 году меня стали печатать.
— А как же история? У вас же вышло около 40 книг по мировой и отечественной истории для детей и взрослых? Когда же вы читали исторические источники, когда же писали сами книги?
— А это любовь виновата! Я работал на радиозаводе мастером, на телецентре инженером. И там, и здесь работа была сменная. Времени хватало на чтение и на писательскую работу. Я читал историологическую литературу, зачем-то делал в книгах пометки, выписывал цитаты. Естественно, я и художественную литературу читал, собирал библиотеку, ещё не зная, что такое высокая литература. Нам в МИЭМе было не до этого.
— То есть, вы шли вслепую.
— Именно, так. Но мне повезло, судьба мне подарила знакомство с Фёдором Николаевичем Шемякиным, профессором психологии. Я увидел его библиотеку и обомлел: какие книги, оказывается, есть на белом свете! Приехал домой, собрал книжный мусор, отвёз его в букинистический магазин, что-то там взяли, от чего-то отказались. Я оставил штук тридцать книг около магазина, купил новые книги.
— И не пожалели?
— Нет. Но так я поступал ещё два раза. Зато теперь у меня нет ни одного экземпляра из книжной продукции — только книги: история, философия, искусство, живопись, проза, поэзия. Более того, я составил «Книгу для русского интеллектуала», библиографический свод изданных трудов лучших отечественных и мировых, переведённых на русский язык, авторов. Я не претендую на всезнайство, но уверен, что в этом своде собрано как минимум 70% книг, которые необходимо прочесть русскому интеллектуалу.

Любое государство имеет всего три главных богатства: народ, территорию и язык, квинтэссенцией которого является художественная литература

— Это — очень нужная работа! Нашли издателя?
— С этим делом у меня всё плохо. Сам я искать издателей не научился. Но от случая к случаю появляются люди, которые мне в этом деле оказывают огромную помощь.
— Александр Петрович, мне хочется вернуться к вашему замечательному циклу «Домодедовских рассказов». В одном из них описан случай о том, как ваш герой ударил женщину-сторожиху…
— Ох. За больное задели. Я в своей жизни, и, в частности, в детстве совершил несколько поступков, за которые мне очень-очень стыдно. А рассказ написал, покаялся — и легче на душе стало. Написал рассказ о друге, о друзьях, которые мне очень по жизни помогли, и вроде бы как отблагодарил их. И легче стало на душе. Такой я, уж извините, эгоист: пишу, чтобы облегчить себе жизнь.
— Как война отразилась на ваших детских впечатлениях, а затем и на произведениях?
— Это большая-большая тема. Я родился в 1949 году. В книге «Поколения  Двадцатого века» я назвал людей, родившихся в 1945-1959 г.г., «Счастливым поколением», «детьми победителей в Великой Отечественной войне». Нам, действительно, очень повезло. Двадцатый век будто бы задуман был для нас. Он нам дал ВСЁ, чтобы стать счастливыми. И, конечно же, он даровал нам гордость за своих отцов-победителей. И эта гордость останется с нами до последних секунд нашей жизни. Поверьте, это не громкие слова. Все мы, если говорить откровенно, может быть, и с некоторым пафосом, являемся должниками великих победителей. И долг этот можно хотя бы частично, простите, погасить только памятью и делом, то есть укреплением и повышением государственного иммунитета нашей с вами Родины. Пусть это пафосно звучит. Но это правильно.

Вы себе не представляете, какие сейчас в Литературном институте сильные студенты. И у всех на пятом курсе грустнеют глазки

— Я не встречал в литературе этот термин: государственный иммунитет. Вы не можете пояснить, что это такое и как его укреплять?
— Государственный иммунитет — это способность того или иного государства противостоять внешним и внутренним болезням, оставаясь при этом стабильным и прочным на всех социальных параллелях и, что важно, не подавляя государственный иммунитет соседей по Земному шару.
— Но всё-таки как же укреплять государственный иммунитет, скажем, ветеринару?
— Нужно просто нормально работать каждому на своём месте, воспитывать детей, помогать детям воспитывать внуков. Тут вот в чём дело. Любое государство имеет всего три главных богатства: народ, территорию и язык, квинтэссенцией которого является художественная литература. Они являются одновременно и щитами, и опорами, на которых стоит государство. Для меня эти утверждения являются аксиоматичными. Нужно воспитывать народ. Самым хорошим для этого средством является историческая память. Разве нам нечего вспомнить славного? Есть-есть. Но многие писатели словно бы стесняются говорить о подвигах россиян. А чего ж тут стесняться?!
— Гордыня, гордыня!
— Да не гордыня это, а гордость за дела предков. А уж какое они великое дело сотворили на фронтах Великой Отечественной войны!
— Сейчас вроде бы эта тема не замалчивается.
— Да, но заметьте, у нас до сих пор нет книг о Великой Отечественной войне для 7-10-летних, для 11-14-летних, для 15-18-летних. Почему таких книг нет? Согласитесь, это ведь ослабляет государственный иммунитет России.
— Согласен. В своё время вы изучили и законспектировали все 55 томов Владимира Ильича Ленина. Сейчас, в наше рыночное время, вам это помогает в писательском творчестве? Он (ВИЛ) — на все времена?
— Было такое дело. Полтора года в армии я занимался чтением произведений В. И. Ленина. Естественно, тех томов и тех изданий, которые стояли на полках библиотеки воинской части. Вернувшись из армии, съездив на одну студенческую шабашку и получив приличные деньги, я на пару с моим другом, Владимиром Косаревым, купил Полное собрание сочинений В. И. Ленина и не жалею об этом. Я считаю Ленина крупнейшим революционным и политическим мыслителем. И уже поэтому я отвечаю на ваш вопрос положительно: да, Ленин — на все времена.
— Расскажите о своих книгах про войну.
— «Про войну» я писал много. С рассказов о войнах и начался мой большой поход в мировую и отечественную историю. До июля 1991 года я только читал, писать не рисковал, побаивался. Да и случая не было. А тут Анна Черняховская как-то сказала: «Вот бы рубрику хорошую создать для журнала «Пионер». Я предложил: «Могу написать военные рассказы». «Попробуй», — ответил Анна, и я на месяц ушёл в военный поход. Это было в печальном для нашего государства августе 1991 года. Люди переживали, обсуждали тему ГКЧП, тревожные события не оставили равнодушными никого. Я тоже переживал. Но меня в тот месяц буквально проглотила другая тема — рассказы и новеллы из мировой и отечественной истории. Я написал 24 эпизода. В конце августа отнёс их в «Пионер», и через несколько дней Анна Черняховская порадовала меня: «Почти все рассказы взяли!» Это было непередаваемое счастье!
— И это после того, что у вас до 1991 года не было ни одной публикации, кроме того материала в районной газете, а тут вдруг рубрика!
— Да, я называю Анну Черняховскую и Анатолия Степановича Мороза крёстными матушкой и батюшкой моей исторической прозы. Спасибо им!
— А когда стали выходить ваши книги?
— Сначала всё-таки были публикации. Море публикаций! И в «Пионере», и в еженедельнике «Проспект мира» в областном Калининграде, и в других изданиях меня печатали в каждом номере. Знаете ли, я говорю об этом, и радуясь, и огорчаясь.
— Мало печатали?
— Много, много. Но сейчас, когда у меня на семинаре в Литературном институте учатся девушки и юноши, куда талантливее меня, а напечататься им ещё сложнее, чем мне, становится грустно. Я же помню вдохновение после каждой публикации, я помню, как тут же бросался к пишущей машинке, укладывал слева и справа от неё книги, перечитывал сюжеты, изложенные сухим научным языком, и буквально бросался в бой. Как это здорово, когда тебя печатают! И как мне тяжело смотреть студентам и, особенно, студенткам в глаза и видеть в них молчаливое: «Помогите напечататься, Александр Петрович!» Вы себе не представляете, какие сейчас в Литературном институте сильные студенты. И у всех на пятом курсе грустнеют глазки.
— Это, действительно, серьёзная тема для отдельного разговора. А что вы хотите отметить в своём творчестве особо?
— Честно говоря, не знаю. Мне нравится, и я пишу. Мне до сих пор не разонравилось читать, и я читаю. И хожу по букинистическим магазинам. Ну, что тут говорить — повезло мне!
— Над чем работаете сейчас?
— Однажды, на вступительных экзаменах, мне сказала одна важная строгая дама: «Какой-то вы разбросанный. Ставлю вам «четыре». Это оценки мне не хватило для поступления. Но слова её я запомнил на всю жизнь. Я — разбросанный. Сегодня мне хочется работать над книгой «Поколения Двадцатого века», и я работаю. Через неделю эта тема меня начинает утомлять, и я пишу книгу «Нейтральная полоса». Ещё через неделю — пишу рассказ «Павелецкая нищая». Затем, почувствовав какую-то тоску, пишу книгу для 7-10-летних о Великой Отечественной войне. Ещё через некоторое время редактирую «Историю первопроходцев России». Заканчиваю «Миэмовскую книгу». Вдруг в голову врывается интересная мысль, объёмная, на книгу. Я начинаю её обдумывать, но мне звонят друзья и я слышу: «Ты не можешь написать книгу о Великой Отечественной войне для 7-10 летних?». Представляете, а она у меня уже почти готова! «Конечно же, могу!», — кричу я в ответ. И откладываю другие проекты в сторонку. Думаю постоянно о 4-6 книгах, жду настроения, жду, когда соскучусь по этим темам. Я — разбросанный человек! Но я эту разбросанность подчинил делу.
— Вас до сих пор волнует судьба русских икон, которые уходят за рубеж по одной каждые несколько минут?
— Конечно же, волнует! В книге «Двенадцать подвигов России» я лишь заявил об этой проблеме, совсем коротко рассказал читателю об этом подвиге планетарного масштаба — о русской иконе. Большего я об иконе, о русских православных церквах, о Русской православной церкви писать не имею права, потому что человек невоцерковленный. Я иной раз говорю студентам, которые пытаются писать мир церкви: «Сначала скит, потом благословение священнослужителя, желательно высокого ранга, и только после этого садись за книги, читай, молись, слушай священнослужителей. Минимум, 7-10 лет подготовки, образования, духовного и душевного проникновения в тему. Минимум». Лично я на это сейчас не способен.
— Ещё одна ваша тема — Русский Север. Что нового готовите на эту тему и что хотели отметить из выпущенного недавно?
— Я написал большую книгу «История первопроходцев России. XI-XXI века». Ток русских на Восток. 60 а. л. Около 1300 страниц. Я своё дело сделал. Но издателям оно оказалось не нужным. Они не хотят, чтобы россияне узнали об этом величайшем подвиге своих предков, далёких и близких. Точно так же, как они не хотят издавать книги о Великой Отечественной войне. Им это не нужно. Но это необходимо нашему государству.

Беседовал Виталий КАРЮКОВ