Леонид Ивашов: «Писать стихи — славная традиция русского офицерского корпуса»
Известный военный и общественный деятель, член Союза писателей России генерал-полковник Леонид Ивашов истинный патриот своей страны. Он имеет множество государственных наград, среди которых орден за заслуги перед Отечеством III и II степени. На днях в издательстве «Институт русской цивилизации» (г. Москва) у Леонида Григорьевича вышла книга «Геополитика русской цивилизации». Автор предлагает читателям по-другому взглянуть на свою геополитическую историю. В данном повествовании не просто даётся описание военных походов и битв, а формируется взгляд под углом двух доктрин. Первая: «Москва — Третий Рим», и вторая — Евразийская. В книге также предпринимается попытка раскрыть предназначение цивилизаций
Но настоящей неожиданностью является тот факт, что существенную часть творчества нашего Леонида Григорьевича составляет поэзия. Именно о ней мы сегодня и беседуем с Леонидом Ивашовым.
— Леонид Григорьевич, для вас стихи на военную тему сильно отличаются от простой лирики или всё дело в мастерстве написания?
— Основа моей лирики — это военное дело, служба и всё, что с ней связано. Есть у меня и домашние семейные стихи, например, посвящение дочери, супруге. Но главной темой моих стихов всё же является то, что связано с безопасностью Отечества, судьбой России.
— Вас, наверное, привлекало в своё время творчество Твардовского, Симонова, других поэтов и писателей военной поры?
— Я жил этим. Самый мой любимый поэт ещё со школьных лет — это Есенин. Мы передавали друг другу уже затасканные и потрёпанные сборники его стихов. Ну и, конечно, Василия Тёркина изучали в школе, и Маяковского, и особенно Пушкина. Его не читать нельзя! Я Александра Сергеевича, как и Блока, читаю более внимательно с тех пор, как стал заниматься геополитикой и преподавать. У меня со студентами журналистами-международниками есть семинар на тему: «Геополитика в стихах русских поэтов».
— А лично с кем-то из поэтов и писателей той поры, Твардовским, Симоновым вы были знакомы?
— С Твардовским я был знаком. Муж моей двоюродной тёти, Матросов Александр Александрович, был главным редактором «Советского воина». Он увлекался поэзией. И, когда я проезжал через Москву, проходя службу в Закарпатье, то останавливался у него. Там мне удавалось встречаться, в частности, и с Твардовским. Я, будучи тогда старшим лейтенантом, совсем ещё молодым, естественно, слушал и Твардовского, и других поэтов, которые собирались в доме моего дяди. Они сидели за большим накрытым столом, беседовали, читали свои новые стихи.
— Вы ведь и с Владимиром Карповым знали друг друга…
— С Владимиром Васильевичем Карповым я познакомился ещё будучи курсантом Ташкентского Высшего общевойскового командного Училища. Он — выпускник этого училища, Герой Советского Союза, войсковой разведчик. Когда Владимир Васильевич презентовал две своих книги: «Командиры седеют рано» и «Взять живым», мы были на презентации и заслушивались его рассказами. «Командиры седеют рано» — это была наша настольная книга. Мы, молодые курсанты, а потом и лейтенанты, читали, как офицер должен вести себя с подчинёнными, как организовывать воспитательный процесс. Так что с Владимиром Васильевичем мы были близко знакомы и общались до последних дней его жизни. Тем более, что он руководил Союзом писателей СССР.
— А с чего началась ваша личная тяга к «лире в погонах»?
— «Лира в погонах» — так, кстати, назывался первый мой сборник. Я писал, но — для себя или для своих друзей на дни рождения и юбилеи. Редко бывало такое, чтобы я шёл к кому-то на праздник и что-то доброе, с юмором не написал им. Но особо не публиковался. Выходила пара моих простеньких стихотворений в газете «Туркестанец», когда я был ещё курсантом. В 1993-м году в газете «День» были опубликованы мои стихи о Белом доме (когда я был там, я целый цикл вынес оттуда). И опубликовал стихотворение «Офицеры России». С этого стихотворения началась моя музыкально-поэтическая стезя. Потому что это стихотворение подсмотрел молодой талантливый композитор Николай Шершень, который предложил свою музыкальную версию этих стихов. И моё стихотворное произведение «Офицеры России» зазвучало. А потом мы с ним делали целый цикл. И «Лейтенантский вальс», песня на мои стихи, отныне каждый год звучит на Поклонной горе в день выпуска молодых лейтенантов.
— Леонид Григорьевич, а ваши первые стихи были военными?
— Нет. Я писал о природе, о себе. Сначала подражал Есенину, но это было творчеством для души.
— В вашем стихотворении «Российская тройка» есть такие строки: «И поникли российские стяги, маршей стихла победная медь…». Откуда такой скептицизм?
— Это было написано в 90-е годы. Вы же помните, что тогда творилось. Мы разоружались и разрушали сами себя. Приезжаешь в войска, а там нет ни боевой подготовки, ни даже строевой выучки. И все ждут: расформируют или не расформируют.
— Но сейчас-то всё возвращается на круги своя…
— Сейчас я выпускаю молодых студентов и сказал им, что вы стали другими, вы стали лучше. Сейчас мы возвращаемся на свой исторический путь.
— А стихи у вас всегда получались или, может, по молодости вам приходилось сталкиваться и с какими-то неудачными литературными экспериментами?
— Я не считал себя никогда поэтом и сейчас не считаю. Я писал стихи друзьям на разные даты и с юмором и где-то с сарказмом. Или просто под впечатлением от увиденного у меня рождались стихотворные строки. Я любил горы, занимался альпинизмом. Взойдёшь на гору, доберёшься до вершины, и стихи сами плывут. Приехал я на Мамаев Курган и не собирался специально писать стихи, так получилось. И недавно, 6-го мая, состоялась премьера песни композитора Владимира Михайлова на мои стихи «Мамаев Курган». Стоишь у подножья мемориала, и строки приходят сами:
Губы шепчут: «Мамаев Курган», как молитву.
Простите меня, ветераны войны,
Не могу воссоздать Сталинградскую битву,
Словно это не быль, а тревожные сны.
Я специально не озадачиваю себя мыслью написать стихотворение. Пришли какие-то эмоции, определённое состояние, и пишутся стихи. Проехал я по России, и родились такие строки:
Печально, больно и грустно.
Но прости меня, Мать-Земля.
Была ты державой русской
Под скипетром Кремля.
Звенела красой и силой,
Но словно затмился свет.
Была у меня Россия,
А нынче как будто нет.
— Во сколько лет вы вообще начали писать?
— С восьмого-девятого класса. И при этом много читал. Куда ни поеду, всегда беру с собой какой-нибудь сборник стихов.
— Как вы оцениваете ситуацию, которая происходит в литературе сегодня, когда книги пишут полуграмотные люди?
— В советское время была цензура и не политическая, а именно творческая. Если кто-то из авторов приносил в центральное издание стихи не того уровня, его отправляли публиковаться в районную газету. А что-то выдающееся, то, что действительно трогает и соответствует нашей культуре и поэзии, печатали. А как сегодня — нормальный поэт может издать свои стихи? Всюду только деньги неси, оплачивай своё произведение, да плюс распилы-откаты… А кто платит деньги, тому что угодно напечатают. И поэтому завалили всё этим мусором в 90-е годы. Сейчас какой-то процесс очищения идёт, пусть небольшими тиражами, но действительно появляется что-то хорошее. Но купить сегодня сборник современных хороших стихов крайне трудно.
— Многие офицеры и генералы сегодня тоже пишут стихи. Встречаетесь ли вы с коллегами? Читаете ли друг другу свои произведения?
— Да, читаем. Но, как правило, сначала мы говорим на другие темы, а потом уже обмениваемся своими стихотворениями. Писать стихи — это традиция русского офицерского корпуса. Если заглянуть в нашу историю, то стержнем литературной жизни всё же было воинство. Именно люди в погонах писали и великую музыку, и великие произведения. И первым примером такой работы является «Слово о полку Игореве». А дальше были майор Державин, поручик Лев Толстой, поручик Достоевский, лихой рубака Денис Давыдов, майор Алексей Толстой…
— А для вас написание стихов — это возможность расслабиться, отдохнуть от тяжёлого дня или же настоящий литературный труд?
— Нет, для меня это не тяжёлый труд. Я могу писать, могу не писать, для меня каких-то обязательств тут нет.
— Поэт в России больше, чем поэт. Как в вашей душе умещаются лирик и «ястреб»?
— «Ястребом» меня в своё время обозвали на Западе. А я сказал, что я горжусь этим «званием», ведь ястреб — красивая и гордая птица. Смотрите, с какой лёгкостью она парит, как высоко взлетает. И эта гражданская позиция находит отражение и в моём творчестве. Например, у меня в сборнике есть стихи, в которых встречаются достаточно жёсткие нотки. Но что меня особенно привлекает в поэзии, так это возможность выразить в четверостишии то, на что писателю потребуется несколько страниц. Я всегда восхищался Пушкиным. Представьте, например, как он пишет о Петре:
Из шатра,
Толпой любимцев окружённый,
Выходит Пётр.
Его глаза сияют,
Лик его ужасен.
Движенья быстры.
Он прекрасен.
Льву Николаевичу Толстому потребовалось бы полглавы на то, чтобы этот эпизод описать. А здесь чётко, ёмко всё сказано.
— А во сне к вам не приходят строчки?
— Мне мало удаётся спать. Перед сном я обычно читаю что-то, иногда поэтическое и тогда что-то рождается. А сейчас в свете прошедшего недавно праздника Великой Победы я возвращаюсь к военной тематике, к истокам, к геополитике войны и читаю что-то не совсем поэтическое.
— У вас сейчас вышло несколько новых книг…
— Да, одна из них представляет собой поэму, вторая — это хроника геополитических сражений «Битва за Россию». А ещё у меня вышла большая книга, которая называется «Геополитика русской цивилизации». Я рассматриваю в ней развитие геополитики с момента зарождения Киевской Руси на фоне западных и других цивилизаций. А на днях у меня выйдет ещё одна книга «Опрокинутый мир». Это книга о тибетских тайнах, о наших тайнах, о тайнах космоса. И это не мои измышления, а просто я ввожу в оборот ранее секретные, под серьёзными грифами документы, которые показывают, что мир не совсем тот, каким его нам рисуют в учебниках современной истории.
Беседовал Виталий КАРЮКОВ
1 коментарий
Уважаемый Леонид Григорьевич! В прошлом году я вступил в Вашу группу. Но не долго музыка звучала — исключили. Честно говоря, я и поныне не понял за что. На днях получил сообщение, что меня удалили из чёрного списка. Ну, естественно, решил воспользоваться этой милостью и нажал на кнопку «Принять». И опять пришлось удивиться: ответ был отрицательным. Я, конечно, постараюсь выжить и без Вашей группы, но удовлетворите моё любопытство: что это за дискретное чередование «да» и «не»?
Владимир Москалик, журналист, поэт.