«Чёрный город»: Закавказская Одиссея

На первой странице Акунин предупреждает читателя, что к армянам и азербайджанцам он относится с равной симпатией, а на второй мы видим портрет писателя в папахе и с трубкой кальяна во рту – так начинается «Черной город», последний роман про Эраста Петровича, прибывающего в Баку накануне Первой мировой войны. В конце XIX столетия в окрестностях этого закавказского города была обнаружена нефть, и регион в мгновение ока стал российским Эльдорадо.

Суть романа сводится к тому, что Фандорин ведёт охоту на некого Одиссея, он же Дятел, он же Иван Иванович Иванцов. Нельзя не упомянуть об истории, благодаря которой Дятел обзавёлся вторым «никнеймом». Дело в том, что французская газета ‘Le Figaro’ попросила ряд заметных прозаиков сочинить по рассказу, который бы начинался первой строфой 14-й песни гомеровской «Одиссеи». Рассказ про то, как Фандорин пытается обезвредить потенциального цареубийцу, был опубликован, а через несколько лет стал частью 14-й книги о похождениях благородного мужа. В этом и кроется причина того, что к имени террориста Иванцова приросла древнегреческая кличка, а «Чёрный город» стал начинаться со слов «Одиссей пошёл от залива по лесной тропинке к тому месту, которое ему указала Афина…»

 Согласно официальной версии декорацией для новой книги должен был стать не Азербайджан, а Узбекистан. Акунин хотел сконструировать «восточную сказку», и по первому замыслу таким востоком должна была стать Бухара. Писатель, как человек добросовестный, намеревался подойти к делу основательно и изъявил желание отправиться в этот город, чтобы личный опыт помог придать повествованию правдоподобия. Но узбекские власти выразили настороженность в связи с этой инициативой Акунина и попросили изложить им в письменном виде сюжет будущего романа. Григорий Шалвович выполнил это требование и изложил на бумаге свои мысли. Трудно сказать, что он там написал (очевидно, что с тех пор «Чёрный город» претерпел существенные изменения), но так или иначе вассалы Ислама Каримова решили, что будущий роман может повредить имиджу Узбекистана, и на всякий случай вообще запретили Григорию Шалвовичу въезд в их страну. Эта неудача с Бухарой и заставила Акунина отправить Фандорина в Баку – решение, может, и компромиссное, но для романа вполне удачное. Ведь Баку – это не только восточная сказка, это еще и город чёрного золота, то есть город отвязной роскоши и буйного криминала. 

 Ошибочным этот выбор может быть разве что с политической точки зрения. Ремарка относительно азербайджанцев и армян, данная в начале книги, звучит убедительно, но не оправдывается сюжетом книги. Армяне спят с чужими женами, армянские бандиты двурушничают, связываясь с полицией, пушечным мясом тоже становятся в основном армяне. А в одном месте, указывая на недостатки обоих народов, Акунин сообщает: «Ну почему армяне в любой ситуации обязательно главными страдальцами делают себя?», в то время как азербайджанцам достаются лишь упрёки в любви к публичности. Не берусь утверждать, вышло ли это случайно, или же такие условия были выдвинуты азербайджанской стороной, но то, что «Чёрный город» ангажирован в пользу одной из стран очевидно. Что бы ни говорил господин Акунин, его роман только подливает масло в огонь ненависти, пылающий между двумя закавказскими народами. 

 А вот для Фандорина Баку становится идеальной декорацией, здесь ему, находящемуся в отличной физической форме, приходится бегать и стрелять, пожалуй, больше, чем в любом из предыдущих романов. И в этом смысле претензии поклонников, жалующихся, что Фандорин превратился из интеллектуала в супермена, конечно, справедливы – но горячечность повествования обусловлена тут охваченным золотой лихорадкой городом, посылающим Эраста Петровича то в Мардакяны (эдакая бакинская Рублевка), то в Шубаны, то в Катер-клуб близ Биби-Эйбата, а то вообще куда-то в направлении Шемахи к отрогам Чувал-дага. Вместе с тем Фандорин и впрямь, кажется, теряет способность адекватно мыслить. Все его предположения насчёт преступника оказываются неверными, а его близорукость, не позволившая заприметить опасность под самым носом, приводит благородного мужа не будем говорить к чему. Нет, правда, наивность главного героя, способного в лучшие времена разгадывать архисложные комбинации, в «Чёрном городе» просто поражает. Ну как можно выбрасывать листы со своими мыслями относительно дела государственной важности в мусорное ведро, где их может подобрать каждый? Если уж ему так не хочется держать эти бумаги при себе, то почему нельзя их, например, сжигать – это бы и колорита придало, и литературными аллюзиями обеспечило… А фандоринское прозрение получилось каким-то невнятным: если раньше к разгадке его приводила цепь удивительных умозаключений, то теперь он просто-напросто понял, что террорист будет действовать по описанной самим Эрастом схеме. Не меньше вопросов и к террористу – что ему понадобилось от Эраста Петровича? Почему просто не попросить слугу по-тихому прирезать бывшего статского советника во время сна? Один момент и вовсе демонстрирует небрежность Акунина по отношению к этому герою. В начале книги Фандорин читает в досье, что Иванцов «ни разу не арестовывался», а в самом конце подручный Иванцова сообщает, что «он открыл мне глаза на жизнь, когда мы сидели в одной камере». Что же получается, Дятел сидел в камере, не будучи арестованным? Пробрался туда по собственному желанию?

 Впрочем, несмотря ни на что, «Чёрный город» остаётся классическим «фандоринским» романом. Может, книга и не зацепит человека, решившего с её помощью познакомиться с Эрастом Петровичем, но поклонников серии не разочарует (может разочаровать финалом, но не способом повествования) и не позволит им заскучать по ходу действия. Акунину как литератору уже не требуется ничего никому доказывать, но если кто-нибудь решит заявить, что Григорий Шалвович исписался, то новый роман – доказательство как таланта, так и мастеровитости писателя. Положим, «Чёрный город» сложен из готовых блоков, придуман по отработанным схемам, и узнаваемо здесь более-менее всё – но на фоне поголовной вторичности всей современной литературы попрекать автора этим обстоятельством, на мой взгляд, некорректно. Претензия к писателю по большому счёту может быть только одна. Фандорин, каким он был в романах начала 2000-х, и Фандорин образца 2012-го – это, прямо скажем, две большие разницы. На первый взгляд все то же самое – благородство в крови, японский антураж, физическая выносливость. Но если раньше Эраст Петрович совершал поступки, действовал, был, в конце концов, образцом для подражания, то на Фандорина, каким мы видим его в последних двух книгах («Весь мир театр» и «Чёрный город»), походить уже совсем не хочется. Он стал безвольной марионеткой, которая без лишних вопросов принимает чужие правила игры. Он терпит крах, потому как слепо идёт по следу. Прежде он не боялся бросать преступникам вызов, заставлял их принимать выгодные условия. Сейчас Фандорин просто делает то, что требуют от него обстоятельства – вот почему им стало так легко манипулировать. Трудно избежать соблазна связать это наблюдение с эпохой – первые романы (от «Азазеля» до «Алмазной колесницы») были написаны между 1998 и 2003 годами, и дух авантюризма, присущий девяностым и приветствующий любые инициативы, нашёл в них своё отражение. Десять лет спустя всё более-менее успокоилось, и мы зажили по буддистскому принципу «делай, что должен, и будь, что будет» – вот и Фандорин (побритый, кстати, налысо как буддистский монах) отныне не делает ничего, что выходило бы за рамки его прямых обязанностей. С обывательской точки зрения это разумно и правильно – но для Эраста Петровича это губительно – во всех, извиняюсь за спойлер, смыслах слова.

  Евгений ВИХАРЕВ