Что привезла из Нью-Йорка Мария Арбатова

Интервью о литературе, политике, феминизме и будущем

— Что Вы в настоящий момент пишете?
— В настоящий момент я пишу книгу о своих впечатлениях о Нью-Йорке, в который мы с мужем поехали на Книжную ярмарку, но, поняв, что на ней продаются только рецепты пиццы и сочинения про вурдалаков, облазили все нетуристические тропы Манхеттена. В результате увезли оттуда массу шокирующих впечатлений и совершенно реальных клопов. Одним словом, Нью-Йорк показался мне городом с ужасной архитектурой, чудовищно одетыми людьми, непотребным сервисом, клопами, крысами и т.д., при том что мы жили в престижнейшем районе. И в книге я пытаюсь примирить увиденное с легендами, которыми мы жили весь застой.
— Вообще, чем «живете»? Если можно, расскажите про свежие события в Вашей творческой и общественно-политической биографии.
— Я по-прежнему занимаюсь темой прав женщин, возглавляю «Клуб женщин, вмешивающихся в политику» и «Центр помощи женщинам». Кроме того, я стала членом Совета по развитию общественного контроля при Комитете Государственной Думы по общественным объединениям и религиозным организациям, и мне совсем перестало хватать времени на людей, обращающихся за помощью.
— Может ли «женская» проза всерьёз конкурировать с «мужской»? Или мы навек обречены и в литературе быть на вторых ролях, кто бы что ни говорил? Куда деваться от комплекса Жорж Санд?
— Понятие «женской» прозы появилось в литературе в период успеха госпожи Чарской. Позже оно ушло и вернулось в шестидесятые совершенно в ином качестве, означая появление яркой плеяды женщин, пишущих прозу. А сегодня понятие «женская литература» означает низкопробный издательский продукт в мягких обложках, совершенно зеркальный низкопробному «мужскому» издательскому продукту. И никому не приходит в голову говорить о первых и вторых ролях, если женщины давно на равных как в качестве, так и в количестве изданий. Ещё ни один мужчина не переплюнул Людмилу Улицкую по количеству зарубежных премий. И ещё ни один не переплюнул Маринину и Донцову по тиражам. А то, что в российских премиальных фондах мужчины дают премии друг другу, не вопрос второсортности женских текстов, а вопрос второсортности и сексизма наших премий.
— Мария, как Вы считаете, должен ли писатель (и вообще творческий человек) заявлять и отстаивать свою гражданскую позицию? Насколько это актуально в наши дни?
— Писатель ничем не отличается от представителя любой другой профессии. Станет он трибуном или нет, зависит от его социального темперамента и биографии. В моей биографии сложилось так, что я занималась политикой, ходила на выборы, создавала партии и писала книги, и одно бесконечно деформировало другое. Я отчетливо вижу следы этой деформации, и, когда пишу какую-нибудь лирическую историю, в голове пляшут фамилии политических ньюсмейкеров, говорящих от лица времени этой истории. Наверное, это лишнее, и писателю полезнее оставаться недотыкомкой в политике. Тогда коллеги по цеху не будут выглядеть в его глазах настолько карикатурно. Я не вижу в нашей стране большого количества писателей с высокой политической и политтехнологической культурой. Как правило, это либо демшизовость от того, что упали тиражи, либо почвенничество от того, что кажется, что бал правит «демшиза». И в политических дискуссиях писатели не сильно отличаются от ничего не пишущих обывателей, хотя расхаживают по телеэфирам с очень важным видом.
— Как бы Вы оценили то, что происходит сегодня в российском обществе: правильно ли ведёт себя оппозиция? Нужна ли вообще оппозиция, или у нас всё хорошо?
— Спрашивать, нужна ли оппозиция, если всё хорошо, всё равно, что спрашивать, нужна ли человеку печень, если у него хорошее сердце? Наличие оппозиции – признак полноценного, нормально функционирующего политического организма. Наша оппозиция пока ещё только встаёт на ноги, и, естественно, имеет все полагающиеся болезни роста. Она блестяще приняла участие в выборах московского мэра и, надеюсь, займет много мест на выборах в Московскую Думу. А значит не позволит разрушать исторические здания в угоду интересам строителей; приведёт в порядок миграционную политику; разберётся с транспортным, экологическим, правоохранительным и прочими кризисами, с которыми не может справиться старая колода городских политиков. Самое важное в новой оппозиции, что она в основном молодая и интеллигентная, не фиксированная на деньгах, как её предшественники, и ориентированная на приведение страны в порядок, а не на вывоз наворованного за границу. У меня масса претензий к конкретным персоналиям, но, поскольку передо мной молодые и обучаемые люди, я уверена, что они быстро повзрослеют политически.
— Что Вы думаете про отсидку девушек «Пусси»? Про тюремные условия для женщин? Заслуживают ли зэчки гуманного обращения и что с этим делать?
— По поводу «Пусси Райот». Я думаю, что это показательная история нарушения Конституции, гарантирующей отделение религиозного от государственного, в результате чего РПЦ оказала непозволительное давление на суд. Это очень опасный прецедент, и он дискредитирует не только суд, но и РПЦ. Масса моих знакомых, настоящих, а не ряженых, верующих, была в шоке и молилась не только за девушек, но и за души руководства РПЦ, отнесшегося к «Пусси Райот» не по-христиански и не защитившего их. Никто не спорит с тем, что они совершили хулиганский поступок, но хулиганство по нашим законам имеет иной срок наказания.
А тюремные условия у нас одинаково ужасные и для женщин, и для мужчин. И, как феминистка, я категорически против выделения женщин в особую категорию осужденных – это тоже противоречит Конституции. Но закон приговаривает находящихся в тюрьмах, колониях и следственных изоляторах женщин и мужчин к ограничению свободы, а не к издевательствам, пыткам, рабскому труду и отказу в медицинской помощи. Однако вся система исправления преступников у нас непрозрачна, коррумпирована, и огромная часть её сотрудников ежедневно совершает по отношению к заключенным точно такие же, а то и большие, преступления, чем те, за которые они сидят. Недавно в моём «Клубе женщин, вмешивающихся в политику» выступал член Совета по правам человека при президенте РФ Илья Шаблинский, посетивший Надежду Толоконникову в Мордовской колонии. У слушательниц был мороз по коже от его рассказов. Люди сидят в средневековых условиях, и относятся к ним там с точки зрения средневекового «гуманизма». А ведь задача исправительных учреждений – не инвалидизировать физически и психически, а дать человеку исправиться. Ведь то, какими эти люди выдут на свободу, ещё и вопрос нашей с вами безопасности.
— Как Вы относитесь к суррогатному материнству?
— Я нормально отношусь ко всем медицинским технологиям, которые делают человека здоровее и счастливее. Конечно, как в поговорке, лучше быть здоровым и богатым, чем даже бедным и больным, а беременеть и рожать – самостоятельно. Но суррогатное материнство и ЭКО с каждым годом, к сожалению, будет всё популярнее и популярнее. Представительницы женского движения ещё в девяностых предупреждали о том, что это станет следствием отсутствия полового просвещения. Но РПЦ и коммунисты тогда, взявшись за руки, убрали половое просвещение из школ. В результате мы получили страну, в которой каждый четвертый мужчина и каждая четвертая женщина фертильного возраста не могут стать родителями без специальных медицинских технологий. У девочек бесплодие это происходит вследствие ранних абортов, а у мальчиков – вследствие недолеченной юношеской венерологии. И всё это потому, что их вовремя не научили пользоваться презервативами. В нашей стране половая жизнь начинается в среднем в 15 лет, а контрацептивная культура постигается только после первого аборта. По большому счету, это нарушение Конвенции ООН о правах ребенка, имеющего право на доступ к жизненно важной информации. Консервативные конфессии устраивают вокруг темы суррогатного материнства и ЭКО очередную истерику, однако мы уже видели всё это и на тему переливания крови, и на тему пересадки органов. Технический прогресс все равно будет идти вперёд, оставляя позади немодернизированные церкви.
— Материнство – в достаточном ли оно почете у нас сегодня? Какие отзвуки это может иметь в будущем?
— Смотря с чем мы сравниваем нынешнюю ситуацию. В СССР женщинам вешали странные награды типа «мать-героиня» за количество детей, и никогда не вешали за качество этих детей. Сегодня мы существуем в европейском контексте, когда молодая женщина понимает, что, помимо детородной функции, у неё масса социальных задач, и умудряется совмещать это. Если говорить о почете, то в почете должно быть не материнство, а родительство, ведь у ребёнка всегда два родителя, и они имеют на него равные права и имеют перед ним равные обязанности. И женщине, родившей ребенка, сегодня, как и всегда, нужен не почет, а защищенность, которая адресует нас к закону о реальных алиментах. Но этот закон думское большинство мужчин игнорирует ровно с 1991 года. Так что главный «почет» для женщины, собравшейся рожать, это знать, что после развода ей не придётся стоять с протянутой рукой, когда муж будет показывать ей справку о «белой» зарплате в две копейки.

Беседовала Елена СЕРЕБРЯКОВА