Игорь Дадашев: «Советское время сейчас для меня, как и других соотечественников, родившихся в СССР, это самый счастливый и лучший период в истории нашего Отечества»

Игорь Дадашев — писатель, поэт, тележурналист, режиссёр-документалист, театральный деятель и просто романтик. Он много путешествовал, долго и успешно работал в США, но вернулся домой, в свой любимый суровый Магадан, так как не смог бы жить нигде кроме России. Человек неоспоримо талантливый и много повидавший, сегодня Игорь делится с нашим литературным порталом своими знаниями, впечатлениями и мыслями

— Игорь, вы человек, про которого говорят «широко известен в узких кругах». И это связано с тем, что вы живёте и работаете далеко от Москвы — то в Магадане, то путешествуете по миру. Расскажите, как вы дошли до жизни такой?
— Как дошёл, как дошёл? Шёл-шёл, и пришёл. Вот уже четверть века тяну лямку на Колыме, хотя приехал в Магадан по собственной воле.
Насчёт «известности». Конечно же, приятно, когда тебя узнают на улицах, в магазинах, автограф попросят или предложат вместе сфотографироваться на память, но на самом деле, я предпочёл бы, чтобы всё это не сопутствовало профессии журналиста. Когда в Домодедово или же в Шереметьево заходишь с рюкзаком, обвешанный камерами и со штативом в салон рейса «Москва-Магадан», и по взглядам и улыбкам пассажиров тут же понимаешь, что тебя мгновенно опознали почти все, или, когда заболеешь, придёшь в свою поликлинику, а там тебя тоже узнают врачи и медсёстры, несмотря на красный нос, слезящиеся глаза и кашель, как-то хочется в таких ситуациях, не всегда, но нередко хочется, просто стать невидимкой, чтобы быть таким, как все, не привлекающим к себе внимания, обычным человеком.
А всё это издержки телевизионного производства. Много лет проработал на магаданском региональном телевидении, объездил всю «трассу», так мы называем нашу область. Есть у нас ещё один термин: «Территория». Кстати, на днях по всей стране пройдёт премьера одноимённого фильма по роману магаданского писателя Олега Куваева. Обязательно посмотрите эту ленту, чтобы понять, что же такое Магадан и Колыма. Так вот, работая на ТВ и радио, сотрудничая с разными газетами, ваш покорный слуга получил редкую возможность познакомиться со многими жителями нашего региона, узнать их судьбы, снять о них передачу, сделать радиоочерк, написать статью, эссе.

Простые американцы сильно отличаются от своих конгрессменов и сенаторов. У простых американцев нет такого неприятия России и русских. Так же как и среди россиян нет ненависти и злобы к простым американцам

Ну, а работа журналиста это всегда обратная связь со своими зрителями, слушателями, читателями. Поэтому не только я знакомился со своими героями, но и они узнавали меня. В отличие от корреспондента  крупных федеральных СМИ, журналист, работающий в региональных или муниципальных телерадиостудиях и газетах, пишет и снимает, делает репортажи о тех людях, с которыми он живёт в одном подъезде, делит все тяготы повседневной жизни. Он не понаслышке знаком с их проблемами, потому что ковыляет вместе с ними по одним и тем же улицам с неубранными сугробами и льдом, платит такие же счета по квитанциям коммунальных служб, отоваривается в одних и тех же магазинах и на рынках. И так же озабоченно пересчитывает деньги в кошельке, да чешет затылок  при виде выросших цен. А у нас они в холодное время года взмывают до небес. Так что я знаю своих читателей и зрителей так же, как и они меня, и в целом, эти «узкие круги» — всего лишь население посёлков и городов Магаданской области и Чукотки, хотя, они, действительно, Вы правы, не так уж и многочисленны по сравнению с Москвой.
А что касается путешествий по миру, то здесь нет ничего удивительного или же экстраординарного. Дальневосточники вообще, и колымчане в частности, весьма мобильный народ. Мы не ленивы и чрезвычайно любознательны. Много путешествуем. В отличие от жителей центральных районов России, северяне легки на подъём. Недавно у нас проходили Рождественские чтения, и один из наших гостей из Крымской епархии назвал нас, магаданцев, «варягами». Мол, вы живёте на границе, и как скифы, варяги в прошлом, а потом казаки, освоившие Колыму в 17 веке, трудитесь на своей порубежной земле, а если придётся, то все как один встанете на её защиту. И это на самом деле так. У нас есть, как это говорят в Америке, «чувство фронтира», чувство границы.
Если же говорить о том, насколько популярны у магаданцев поездки по миру, то многие мои знакомые и друзья проводят отпуска не только в уже приевшихся всем россиянам Турции, Таиланде и Египте, но и активно осваивают Кубу, Мексику, Гондурас и Гваделупу, забираются и в более экзотичные места. И ваш покорный слуга здесь отнюдь не является каким-то суперпутешественником вроде Конюхова или Сенкевича. Да, мне приходилось бывать на Аляске, а кто в Магадане там не бывал, пока у нас были ещё хорошие отношения с Америкой и в 1990-х годах существовал прямой авиарейс Магадан — Анкоридж — Сиэтл. Кроме этого довелось проехать и по «нижним штатам», отделённым от Аляски Канадой.  Снял несколько фильмов, вёл дневник, путевые заметки, портретные очерки. В общем, ничего особенного. Не как у Ильфа и Петрова, Стейнбека, или Познера с Ургантом. Всё гораздо скромнее.
И если вы когда-нибудь приедете к нам в Магадан, я вас познакомлю с такими людьми, что у вас пропадёт охота спрашивать о моём бродяжничестве.
Живёт в Магадане уникальный человек. Путешественник, альпинист, художник, фотограф и кинооператор Александр Шафранов. Вот он объездил весь мир, покорил Эверест, был на Северном полюсе и отовсюду привозил такие съёмки, дух захватывает. А вот живёт он скромно. У него даже мобильного телефона нет. Только домашний. Ну не любит он сотовую связь.
Другой живописец, Валерий Цирценс, в прошлом году он переехал в Биробиджан, так вот, за полвека работы в Магадане и на Чукотке Валерий не просто создал огромное количество полотен, а по-настоящему воспел суровую природу Севера, как никто другой. Цирценс много жил с чукчами в их ярангах, делил с ними хлеб, по-настоящему проникся культурой и уникальной цивилизацией аборигенов, сохранивших свои обычаи, приёмы охоты,  рыболовства, бисероплетения, орнаменталистики, покрой одежды со времён Каменного века почти без изменений.  И вот с такими людьми, как Шафранов и Цирценс, с геологами, моряками, рыбаками, золотишниками, оленеводами, старожилами, бывшими зэками, я вас могу познакомить и, выслушав их рассказы, вы, Лена, поймёте, кто настоящий герой на Колыме. Человек труда, соль земли, а не тот, кто на виду или на слуху, просто потому, что мелькает на телеэкране или же его голос доносится из  радиоприёмника.  

Коммерция же в искусстве, наверное, как нож. Можно и хлеб нарезать им, а можно и человека пырнуть в живот

— Насколько я знаю, в Штатах у вас уже есть Имя. Там вы известны как режиссёр в области кинодокументалистики. Один из ваших фильмов даже завоевал высокую награду на международном фестивале. Расскажите про эту свою деятельность.
— На самом деле, завоевать Новый Свет мне не удалось. Да я и не ставил перед собой такой цели. Когда-то в молодости, конечно же, имелись иллюзии… Но после того, как я сравнил творчество того же Солженицына, Аксёнова, Довлатова, Лимонова, других наших эмигрантов, их прозу и стихи, написанные до отъезда из России с тем, что было ими создано за рубежом, то все эти иллюзии у меня постепенно испарились.
А ещё мне просто повезло увидеть Америку не только с её парадной стороны, но и с изнаночной. Нередко приходилось сталкиваться в последние годы и с негативным отношением к России и русским, но не хочется говорить о грустном. Тем более что, несмотря на заметное охлаждение отношений между США и РФ, в Америке живёт немало добрых и светлых людей, с которыми меня связывают тёплые дружеские отношения.
В Аризоне, например, проживает одна чудесная женщина, я с ней познакомился три года назад, когда волею судьбы оказался единственным из всей братии российских журналистов на борту лайнера «Азамара», совершавшего мемориальный круиз к месту крушения «Титаника». Шэрон, так зовут её, правнучка одного из пассажиров, погибших в той катастрофе, мы с ней подружились и все десять дней морского путешествия обедали вместе, дружески болтали. Она оказалась весьма начитана. Её любимые книги из русской литературы: «Преступление и наказание», «Анна Каренина», «Война и мир». Есть в этой женщине какое-то внутреннее благородство, подлинный аристократизм. Шэрон была женой известного в 1950-1960-х годах голливудского актёра и певца в стиле кантри. Фрагменты из его вестернов можно найти на Ю-Тьюбе, я посмотрел: это классика Голливуда, не то, что сегодня снимают в Калифорнии.
Сейчас ей приходится туго в финансовом отношении, и поэтому она продала авторские права на песни своего покойного мужа одной большой издательской компании, чтобы покрыть долги. Мы до сих пор переписываемся с ней. А недавно Шэрон прислала мне собственноручно связанный плед из белой шерсти.
В Миннесоте я дружу с семьёй американцев, которые лет семь-восемь назад усыновили троих сирот из России. Ради своих приёмных детей они оба, и Джо, и Дженни, стараются дома говорить по-русски, а отец семейства даже перешёл в православие, чем невольно обидел своего отца, лютеранского пастора. Просто Джо хочет, чтобы его русские дети не забывали о своих корнях. И он стал настоящим, искренне верующим православным человеком. Дома у них есть настоящих Красный угол с иконами. Есть ещё одна красноречивая деталь, так как полное имя Джо — Джонатан, то есть Ионафан, он помимо того, что сохранил детям российское гражданство, в их новых американских документах записал отчество Ионафанович, так как это принято в России. Так что, несмотря на определённые трудности с сохранением у детей русского языка, их приёмные родители стараются сделать всё возможное, чтобы они не стали Иванами-родства-не-помнящими.
Дженни не так, как Джо, глубоко восприняла православную веру, по её словам, она скорее агностик. Но каждое воскресенье Дженни водит своих детей в православную церковь и стоит с ними всю службу.

Литература в России повторяет зигзаги и судьбоносные повороты САМОЙ нашей русской цивилизации во всей её, как сказал философ, «цветущей сложности»

Не могу не вспомнить троих парней, с которыми познакомился на конвейере в Дженерал Моторз. Одноглазый белый мексиканец Иисус (Хесус), у него на плече татуировка в виде ангелочка и имя Natasha, так зовут его маленькую дочку. И два чернокожих парня: юный, худенький кениец по имени Космос и солидный, среднего возраста, флегматичный Архангел. Этот Аркэнджел из Гондураса был неплохо осведомлён в географии и дома получил хорошее образование. Общаясь с ними, я понял, несмотря на то что они эмигрировали в США в поисках лучшей жизни (ведь в Гондурасе, как рассказывал Архангел, могут вечером убить на улице из-за пяти долларов) и живут в этом потребительском раю, но они отнюдь не горят желанием интегрироваться в глобальную вестернизированную культуру, а сохраняют свои собственные культурные традиции. Не желают принимать либеральных «ценностей», вроде «однополых браков» и разрушения традиционной модели семьи. Космос так вообще хочет поднакопить денег и вернуться в Африку. Своих будущих детей он хочет растить только дома, в Кении.
Он вообще был забавным пареньком. Не будучи мусульманином, тем не менее, Космос не ест не только свинину, но и соблюдает кучу других кулинарных табу. Ему нельзя есть зайчатину, мясо носорога, льва, жирафа и прочих экзотических для нас животных. Кроме этого он не ест ничего, что приготовил другой человек, не член его племени и рода. А если надо быстро утолить голод, то в Макдональдсе или другой забегаловке Космос может позволить себе только салат из свежих овощей. И никакого другого фастфуда, приготовленного на масле.  
Кроме этих приятных и забавных зарисовок, в моей памяти остался и неприятный осадок от тех случаев, когда приходилось сталкиваться с русофобией и антироссийскими настроениями, корни чего, конечно же, уходят во времена «холодной войны». И очень прискорбно, когда сталкиваешься с таким неприкрытым агрессивным отношением к нашей стране, особенно со стороны высокопоставленных чиновников, вроде Митта Ромни или Джона Маккейна.
Но повторюсь, простые американцы, которых я встречал и в больших городах, и в такой сельской глуши, в ковбойском захолустье, как Монтана или Северная и Южная Дакоты, Вайоминг, Айова, хоть и не могут сразу найти на карте мира ни Магадан, ни какой-либо другой город в России, тем не менее, они сильно отличаются от своих конгрессменов и сенаторов. У простых американцев нет такого неприятия России и русских. Так же как и среди россиян нет ненависти и злобы к простым американцам. Во всяком случае, у нас в Магадане никакой американофобии не видно, просто мы умеем отделять котлет от мух.
Да и вообще, несмотря на нынешнее обострение отношений, я по-прежнему люблю американские песни, искусство, если оно нормальное, а не постмодерн. Всё так же слушаю песни Дина Рида, Поля Робсона, Джоан Баэз, Вилли Нельсона, Пэтси Клайн,  Пита Сигера, Боба Дилана. Так же, как и тридцать-сорок лет назад мне нравятся фильмы с Робертом Редфордом, «Три дня Кондора, «Электрический всадник», с Джейн Фонда, «Загнанных лошадей пристреливают», «Китайский синдром». Да много было хороших фильмов снято в Голливуде: «Козерог 1», «Этот безумный, безумный мир», «Скованные одной цепью», «Взвод». Всё то, что сейчас снимают в Америке, не дотягивает до упомянутых лент, увы!  
А что касается моего фильма, это была полнометражная документальная лента о советских ветеранах войны, в основном, еврейского происхождения. Их дети и внуки увезли своих стариков в 90-х и в начале «нулевых» в Америку. Фильм построен на их воспоминаниях о войне, о геноциде евреев, о подвигах ветеранов на фронте и об их послевоенной жизни. Пересматривая его сейчас, шесть лет спустя, думаю, что нынче смонтировал бы его иначе. Да и сравнивая свою работу с другими подобными фильмами, понимаю, что можно было и снять его лучше. Но нет предела совершенству. Несомненно, одно, этот фильм уже стал историческим документом. Ведь все интервью ветеранов, их воспоминания просто бесценны. Это рассказы непосредственных участников боевых действий, настоящих героев. Я и в Магадане десять лет назад снял всех наших фронтовиков, сделал о каждом телепередачу. Многих, увы, уже нет в живых. А голоса их звучат.
— Но здесь мы знаем вас как писателя, нашего родного, русскоязычного. Как вам пишется? Как вы сочетаете — особенно в такое неоднозначное для всех нас время — труд за хлеб насущный и творчество?
— Писательским трудом не просто зарабатывать на хлеб насущный, особенно если ты живёшь в маленьком провинциальном городе. У нас есть своё отделение Союза писателей, но все его члены подрабатывают, чем могут, или уже вышли на пенсию и могут не беспокоиться о хлебе с маслом, хотя денег на издание альманаха «На Севере Дальнем», которому в этом году исполнилось 55 лет, и второго нашего литературного журнала («Колымские просторы») часто не хватает. Вот и сейчас, в преддверии юбилея нашей великой Победы у меня должны выйти в обоих журналах стихи и проза. Но особого дохода эти публикации не принесут.
Много лет я отдал журналистике. Работал в нашем музыкально-драматическом театре. Вообще по образованию я театральный режиссёр. Служил Мельпомене и актёром, и постановщиком, но это всё было давно, в прошлой жизни, в Ленинграде и Хабаровске…
А в магаданском музыкально-драматическом много лет был завлитом.
В настоящее время тружусь в одном из подразделений Министерства культуры, ещё преподаю в нашем университете на факультете русской филологии и журналистики. Читаю лекции по технологии интервью, новостной журналистике, а также делюсь опытом работы в творческих телестудиях. Снимаю и монтирую со своими студентами учебные короткометражки, учу их основам режиссуры и монтажа. Недавно послали несколько таких работ на конкурс «Студенческий ТЭФИ». Мои ученики работают на ВГТРК, НТВ и в других телекомпаниях, газетах, в разных пресс-службах не только в Магадане, но и за его пределами. Конечно, жизнь стала более предсказуемой и не такой суетной, как тогда, когда, я трудился ответственным редактором на региональной студии «ТВ Колыма-Плюс», делал несколько цикловых передач, снимал новостные сюжеты и вёл свою авторскую радиопередачу. Зато появилось время на творчество, семью, да и о душе пора подумать.   
— Вообще, пожалуйста, немного о себе — о своём детстве и юности. Творческая ли была у вас семья? Кого тогда читали?  Какие писатели сформировали ваш внутренний язык?
— Детство и юность прошли в Баку, где я и родился. Как у всех детей страны Советов, у меня было счастливое советское детство. Недавно один из старших коллег по университету профессор А. А. Соколянский, в предисловии к моей новой книге, которая только готовится к печати, назвал вашего покорного слугу «последним поэтом Советского Союза», несмотря на то, что в этом сборнике большинство стихов написаны уже в 21-м веке, а в советские времена, как считает мой рецензент, часть из них вообще могла бы быть отнесена к разряду «антисоветских», это, прежде всего, стихи православной тематики. И знаете, я не просто благодарен Александру Анатольевичу за столь лестное определение, но на самом деле, наверное, он прав. Потому что я действительно считаю, что советское время сейчас для меня, как и других соотечественников, родившихся в СССР, при всех недостатках тогдашнего строя, это самый счастливый и лучший период в истории нашего отечества. Другой вопрос, что нынче мне хотелось бы жить в таком государстве, в котором органично сосуществовали бы и православная, народная монархия, и православный же социализм, унаследовавший все лучшие черты советского строя, но не его недостатки. Возможно, мне посчастливится увидеть то время, когда мы соединим всё лучшее, что было в дореволюционной и в советской России, а если же, нет, то пусть хотя бы наши дети доживут и увидят это всё воочию.
Что касается моей семьи, то я считаю, она была и остаётся творческой. Что такое творчество? Это ведь не только занятие тем или иным жанром искусства, но сохранение и преумножение ВСЕЙ культурной и цивилизационной традиции своего народа, своей страны. И в этом смысле мне очень повезло с родителями. Мой отец довольно неплохо рисовал, не имея художественного образования, а также вырезал из дерева и других подручных материалов, вроде пенопласта, различные вещи. В детстве я очень любил рассматривать его барельефы с мамиными портретами. Мне самому, когда я занимался лепкой из глины и рисованием,  никогда не удавалось достичь подобной достоверности и такого портретного сходства. Повторюсь, у него не было, как и у меня, специального художественного образования, зато отец, как инженер, обладал прекрасными навыками чертёжника, твёрдой рукой и хорошим глазомером. Кстати, младший брат отца, мой незабвенный дядюшка (Царствие ему небесное!) был профессиональным художником. А кроме того в детстве и юности дядя занимался в театральной студии. И многим из того, что я умею, особенно в плане сценической речи, я обязан именно дяде. В детстве он часто после ужина читал нам вслух рассказы Чехова. И когда я учился в театральном училище и институте, на занятиях по сценречи я нередко ловил себя на мысли, что невольно копирую дядины интонации в своих учебных показах.
Мама моя в детстве занималась музыкой и художественной гимнастикой. А вообще она с лет с трёх-четырёх постоянно водила меня на лекции в обществе «Знание», на различные художественные выставки, в музеи. Когда родился и подрос мой младший брат, мама уже стала таскать нас обоих по всем этим вернисажам, театрам. Записала сперва меня, потом братишку в музыкальную школу. Благодаря маме я полюбил оперу, мы часто ходили с ней в наш оперный театр. Так что всем, что я умею и люблю делать, наверное, процентов на восемьдесят я обязан своим родителям.
— Что любили читать, на чьих книгах выросли?
— Ну, прежде всего, это русские сказки, а также сказки народов СССР и остального мира. Потом были Пушкин, Салтыков-Щедрин, Лесков, Аксаков, Чехов, Диккенс, Жюль Верн, Герберт Уэллс, Джек Лондон, Фенимор Купер, Майн Рид, Брэдбери, Азимов, Шекли, Стругацкие, Ефремов, Шефнер, Есенин, Цветаева, Ахматова, много авторов, всех и не перечислишь, Блок, Гумилёв, Клюев, Хармс, Хлебников, конечно же, Маяковский, Островский и Гайдар. Фадеев, Симонов, Шолохов. Ну что я могу сказать, дома было большое собрание книг, но я довольно рано его перечёл. Пришлось записаться в библиотеку. И до сих пор читаю много. Хотя и урывками. Уже нет времени, как в молодости, просто прийти в читальный зал и посидеть там часа три, четыре, пять, а то и больше…            
— Как и когда вы сами начали писать? Когда определились с литературной стезёй?
— По-настоящему стал писать уже после армии. Хотя и в школе были какие-то экзерсисы. Но это так, баловство. Литературная работа довольна кропотлива. И проза мне кажется аналогом больших живописных полотен, а вот поэзия это своего рода графика, или каллиграфия. Когда берёшь чуток туши на кончик пера и одним росчерком, не отрываясь от бумаги, чертишь свой иероглиф. Тут важна и лаконичность, и снайперская точность, и афористичность мысли. Мне, как журналисту, конечно же, ближе поэзия. Во всех её жанрах и разновидностях: классический стих, верлибр, песня. Потому что и газетная заметка, и телевизионный репортаж должны быть краткими и меткими, как выстрел снайпера. Всё те же требования предъявляет к автору и муза поэзии.
— Ваш литературный дебют — когда он состоялся?
— Мой литературный дебют состоялся в газете — портретный очерк к 9 мая 1988 года. Это и первая публикация, очень важная для меня, недавно отслужившего в Советской армии внештатного корреспондента заводской многотиражки, и возможность поэтическими средствами, но в прозаическом произведении нарисовать портрет моей героини, а это была женщина, воевавшая в зенитной части. И с того первого интервью я чётко уяснил для себя главное правило в своей профессии — надо просто напросто влюбиться в своего героя, тогда очерк, статья, радио или телепередача, документальный фильм о человеке станет по-настоящему искренним, таким, каким и дОлжно ему быть.  
— Много ли вы издавались? И где можно найти ваши произведения? Что для вас, как писателя, значит слово «пробиться»? Актуально ли оно на литературной стезе сегодня, в эпоху интернета?  
— Как журналист издавался много. Как литератор публиковался в различных печатных изданиях, в старейшем магаданском литературном альманахе «На Севере Дальнем», в других подобных журналах. Что значит для меня «пробиться»? Не знаю? Честно! Для меня сегодняшнего это уже не очень актуально. Где можно найти мои вещи? Ну, валяется в подвале старый чемодан, там осталось несколько экземпляров моих поэтических сборников, которые выходили в 1990-е и «нулевые». В читальном зале магаданской библиотеки им А. С. Пушкина. На сайте «Стихи.ру», и на некоторых других похожих литературных сайтах, хотя и интернет в последнее время утратил для меня былую привлекательность. Наоборот, книги на бумажных носителях вновь, как и в детстве, значат для меня гораздо больше, нежели «цифра».
— Авторское право и интернет — как вы относитесь к этому вопросу?
— Разрешите не отвечать на эти вопросы. Потому что авторское право сейчас охраняет интересы не творца, а мэйджоров, больших издательских компаний, выкупивших права у самих авторов или их наследников. А интернет это всего лишь сеть, средство общения. Но как всякая вещь в материальном мире может быть использована во благо и во зло. Как верёвка. Можно использовать её для страховки, когда лезешь в горы, а можно на ней повесить человека…
— Какое из своих произведений вы считаете самым сильным?
— Не знаю, быть может, оно ещё не написано. А из стихов, наверное, это:

У Сталинграда

В кромешной темноте беззвёздной
Ракет сигнальных в небе рой,
Артподготовкою серьёзной
Пехоты прикрывают строй.

Лежим. Дрожим. Пот льёт за ворот.
Там впереди высотка. Враг.
Шальною пулею распорот
Кисет. Просыпал весь табак.

Сейчас бы затянуться дымом,
Да вспомнить милый отчий дом.
Земля родная встала дыбом,
Бьёт по щеке мне глины ком.

Вжимаясь в землю, ожидая
Момент атаки, весь дрожу,
От нетерпения сгорая,
Грызу приклад для куражу.

Ножом изрезаны насечки,
Зарубка — жизнь, с десяток их.
Бьёт карабин мой без осечки,
Чужие смерти за своих.

У русских долг не пропадает,
Мы с платежом не временим,
Артподготовка затихает,
Встаём. В штыки. Вперёд. Бежим.

Меня ужалила в грудь пуля,
Остановила на бегу,
Сорок второй. Конец июля.
Вот Дон. Вот я. На берегу…
16. 10. 2010 г.

— Над чем работаете в настоящий момент?
— В последнее время стихи пишутся с трудом. Больше выходит газетных статей и заметок.
— Как вы относитесь к написанию книг «под заказ»? Можно ли относиться философски к коммерции в литературе?
— Ведь и Моцарт писал «под заказ», тот же «Реквием» был им создан по заказу таинственного Человека в чёрном…
Коммерция же в искусстве, наверное, как нож. Можно и хлеб нарезать им, а можно и человека пырнуть в живот.
— Считаете ли вы, что творческому человеку все сюжеты и идеи его произведений диктуются «сверху», от некоего высшего разума?
— Не знаю, не уверен. Хотя, разумеется, так как мы созданы по образу и подобию Божию, то и способность к творчеству, вернее, к со-творчеству, а лучше сказать, к бого-сотворчеству, дарована нам свыше.
— Можно ли в сегодня прожить на доход от литературной деятельности? Вообще, приносит ли она вам какую-то ощутимую материальную пользу? И согласны ли вы, что творческий человек творит лучше, если он голоден?
— Не знаю, потому что живу на доходы скорее от журналистского и педагогического труда, нежели от чисто литературных гонораров. Голодный творец пишет лучше? В России, безусловно. А покажите мне на карте мира страну, где литератор, если он не раскручен, и не издаётся миллионными тиражами, может похвастать крупными заработками? Хотя, например, Улицкая, как недавно выяснилось, живёт не на свои писательские гонорары, а на финансовую поддержку Ходорковского. Творцы во все времена жили на то, что платили им заказчики музыки. А кто башляет за обед, тот и «танцует девушку». Всё очень просто. Поэтому, чтобы не быть никому обязанным, я предпочитаю зарабатывать, не торгуя принципами или совестью.
— Что, по-вашему, сегодня переживает русскоязычная литература — упадок или подъём? Чего ей не хватает? Кого из современных писателей вы назвали бы особенными, заслуживающими прочтения?
— Не мне об этом судить. В целом, литература в России повторяет зигзаги и судьбоносные повороты САМОЙ нашей русской цивилизации во всей её, как сказал философ,  «цветущей сложности». Из современных писателей отметил бы Захара Прилепина, и целый полк журналистов патриотического крыла.
— В последнее время мир разделился на сторонников и противников глобализации. По вашему мнению, глобализация — это зло или добро?
— Как может быть нивелировка всего национального, собственного, уникального, родного, уничтожение всех барьеров и границ, прежде всего, моральных, искажение и деградация семейных, культурных, традиционных ценностей и устоев, благом или добром? Вообще поездки по миру, посещение Европы, США дали очень много — чувство особой гордости за то, что я гражданин России.  Прилетишь домой, и, сходя с трапа просто хочется упасть на бетонку и поцеловать родную землю после всего того, что увидел и на себе самом  испытал на чужбине. А что именно, и говорить не хочется. Чтобы понять о чём я, нужно просто самому увидеть и испытать. Это как в армии, если не служил, то не поймёшь того, кто отпахал два года срочную.
Вообще, возвращаешься домой всякий раз, как Афанасий Никитин. И чувство счастья, огромного счастья от того, что если вдруг умрёшь, то уже на родине. Среди своих. Не чужие люди закроют тебе глаза, отпоют и зароют. И лежать будешь в родной земле.
— Что вы читаете в настоящий момент? А кого перечитываете время от времени?
— В основном актуальную публицистику. Перечитываю Гоголя, Чехова, Пушкина, Лескова.
— Что бы вы хотели пожелать России сегодня, когда она переживает не самое славное время?
— Насчёт не самого славного времени, пожалуй, не соглашусь с вами, а пожелаю вам, себе самому и всем нам, русским и россиянам, стойкости, мужества, веры, терпения, любви. Светлого будущего, грядущего Воскресения! И чтобы Русская Весна, начавшаяся в прошлом году, наконец-то перешла в Русское Лето. Лето Господне.

Беседовала Елена СЕРЕБРЯКОВА