Леонид Юзефович: «Человек не так неисчерпаем, как нам казалось ещё совсем недавно»

Писатель, историк, сценарист, автор серии романов о сыщике Иване Путилине, лёгших в основу известного телепроекта – это Леонид Юзефович, человек, который совмещает в себе сочинительский талант и абсолютную правдивость. Он не лжёт в жизни, не подстраивается под контент в стремлении завоевать побольше читателей. Ему это и не надо. Его произведения, каждое из которых является «штучным» образцом настоящей литературы, говорят сами за себя. Они говорят о том, что Юзефовича читали, и будут читать – всегда.

— Нам известно, что Вы родились в Москве, но выросли в Перми. Как это получилось? Если можно, расскажите хоть немного о своей семье? От кого Вы получили творческий посыл? Насколько в Вашем доме была в почёте литература? И какая?
— В том, что я родился в Москве, а вырос в Перми, никакой политики нет, обычная семейная история. Мой отец, мой отчим и моя мама учились в одном классе. Мама была самая красивая девочка в классе, в неё все мальчики были влюблены. Она окончила мединститут, была врачом на фронте, потом служила в лагере для пленных немцев в Литве. Демобилизовалась в 1946 году и сразу вышла замуж за моего отца. Он тоже только что вернулся с войны и, как многие фронтовики, сильно пил. Из-за этого, когда мне было около года, мама с ним развелась и вскоре вышла за другого своего одноклассника, моего отчима, который и стал мне настоящим отцом. Он был военный инженер, работал на пушечном заводе в Перми (тогда это был Молотов), и мы уехали к нему. Я прожил в Перми до 34 лет, считаю этот город родным и очень его люблю. Что касается «творческого посыла», то я гуманитарий в первом поколении. Правда, у мамы был вкус к литературе и поэзии, она даже на фронт взяла с собой томик Блока в малой серии «Библиотеки поэта». Люди моего поколения ещё помнят эти маленькие томики. С ними у меня связано немало волнующих минут. Я сам много лет писал стихи, и поэзия — моя главная любовь. История на втором месте, проза — на третьем.
— Кем из авторов Вы зачитывались в детстве и юности? Кто были Ваши любимые литературные герои? Кем Вы мечтали стать?
— В детстве я прочёл невообразимое количество исторических романов — от замечательных, вроде «Чингисхана» и Василия Яна, до угнетающе скучных и тенденциозных, типа трёхтомного «Иван III, государь всея Руси» Язвицкого. Очень любил книги о пионерах-героях Вале Котике, Лёне Голикове, Володе Дубинине, но стать похожим на них не мечтал. По моим тогдашним понятиям, это было недостижимо. А мои детские профессиональные предпочтения связаны с местом, где я вырос — Уралом. У нас очень многие мальчики хотели стать геологами, и я тоже. «Занимательная минералогия» Ферсмана была настольной книгой, но дальше детского увлечения дело не пошло.
— Будет ли когда-нибудь опубликован Ваш первый роман, который Вы написали в армии?
— Роман не будет опубликован, потому что я этого не хочу. Он попросту плохой. А то немногое, что там было хорошего, давно разошлось по другим моим книгам.
— Каким Вы видите будущее русской литературы? Согласны ли Вы, что сейчас она испытывает подъём?  
— Мне кажется, у той литературы, которую принято называть художественной, большого будущего нет, и отнюдь не только у русской. Видимо, «художественность» примет какие-то другие формы. Но сейчас действительно много хороших писателей, пишущих на русском языке и живущих не только в России.
— Вас, как историка, писателя и просто российского интеллигента, не может не волновать будущее России. Каково оно, по-Вашему, учитывая её прошлое и настоящее? Какая идея сегодня могла бы стать для неё национальной?
— Писатели и историки знают о будущем ровно столько, сколько люди других профессий. Они, может быть, лучше умеют фантазировать о нём, но мне это неинтересно. А национальной идеей, по-моему, у всех народов является их образ жизни, представления о добре, красоте и пр. Если у народов, живших в СССР, такие общие представления отчасти всё же были, то в России с этим обстоит гораздо хуже.
— В последнее время мир разделился на сторонников и противников глобализации. По Вашему мнению, глобализация – это зло или добро?
— И зло, и добро. Вопрос о том, чего тут больше, каждый народ, социальный круг и человек решает для себя сам в каждом отдельном случае.
— Вы живёте по большей части в Петербурге. Существует ли там писательское братство? Как Вы относитесь к “звёздной болезни” у некоторых Ваших коллег? Чувство юмора – необходимо ли оно современному литератору?
— В Петербурге существует несколько писательских кругов, и по крайней мере, в одном из них, с которым я связан, нечто вроде братства существует. В Москве я таких кругов не знаю, здесь есть только индивидуальные дружбы и клубные или деловые отношения. А «звёздная болезнь» — это болезненная реакция некоторых известных писателей на тот факт, что литература уходит на периферию общественного интереса. К этому надо относиться с юмором, но он часто нам изменяет, если в смешном положении оказываемся мы сами.
— У Вас не так уж много книг, и это говорит о том, что Вы не признаёте конвейерный метод. Но обеспечивает ли Вам литература достойную жизнь?
— Нет, конечно. Деньги я зарабатываю сценариями для телевидения и кино. Не все они, к сожалению, воплощаются, но очень надеюсь, что замечательный режиссёр Сергей Снежкин скоро снимет фильм по моей старой повести «Контрибуция». Сценарий я написал сам, а продюсером выступает студия Ленфильм.
— Над чем Вы работаете сейчас? Что пишете?
— Пишу документальную книгу о белом генерале Анатолии Пепеляеве, о Гражданской войне в Якутии.
— Что Вы читаете в настоящий момент?
— Перечитываю одну из любимейших моих книг — «Историю моего современника» В.Г. Короленко.
— Кого из Ваших коллег-современников Вы хотели бы похвалить, отметить его мастерство?
— Таких очень много, но я бы хотел обратить внимание только на тех, кто живёт не в Москве и Петербурге. Это, не считая широко известных нижегородца Захара Прилепина и пермяка Алексея Иванова, Андрей Иванов из Таллина, Александр Григоренко из Красноярска, Денис Осокин из Казани, Игорь Сахновский и Анна Матвеева из Екатеринбурга, Алексей Торк из Бишкека, Владимир Лорченков из Кишинёва, Мариам Петросян из Еревана, а также Андрей Хуснутдинов, Илья Одегов и Михаил Земсков из Алма-Аты.
Наверняка кого-то забыл, а кого-то и не читал.
— Как Вы относитесь к идиоме, что “всё уже написано Толстым, Достоевским и иже с ними”? Может ли писательское ремесло действительно когда-нибудь себя изжить?
— У Толстого, Достоевского и «иже с ними» есть один большой недостаток — они ничего не написали о нашем времени. Ими написано не всё, но какая-то главная правда о человеке всё-таки уже сказана великими писателями прошлого. Человек не так неисчерпаем, как нам казалось ещё совсем недавно, его границы уже просматриваются, пусть пока туманно. Как только мы увидим их совершенно ясно, писательское ремесло в его классическом смысле изживёт себя. Но останется как форма подачи документального материала и как основа для разного рода визуальных зрелищ.

Беседовала Елена СЕРЕБРЯКОВА