Игорь Сид: «Поэты и художники часто идут впереди учёных…»
Игорь Сид – русский писатель, антрополог и путешественник, куратор Крымского геопоэтического клуба. Кроме того, он известный блогер, организатор международных культурных проектов. На его странице в Фейсбуке чередуются связанные с ним интересные события в совершенно разных сферах. Геопоэтика, зоософия, поэтократия – необычные направления, как бы соединяющие собой известные дисциплины: географию и поэтику, зоологию и философию…
– Игорь, в чём, по-вашему, предпосылки успеха работы «на стыке»?
– Подозреваю, что предпосылки ровно те же, что и у любого автора. Успех приходит тогда, когда автор, ставя перед собой какой-нибудь трудный глобальный, общечеловеческий вопрос, тем самым решает одовременно и свои собственные, глубинные проблемы. А ведь ситуация, когда человека разрывают несовместимые между собой желания, встречается довольно часто. Но у него всегда есть возможность попытаться построить между ними, внутри себя, какой-то зыбкий мостик…
В начале 90-х я надолго оставил занятия наукой, считая их несовместимыми с литературой и искусством. Но уход из биологии сделал невозможным участие в тропических экспедициях. И вот, утоляя ностальгию по кругосветным путешествиям, я придумал и стал делать в Крыму Боспорский форум современной культуры, в программу которого включал, в том числе, акции, связанные с географией, с темой морских и сухопутных странствий.
Например, перформанс «Письма с Понта» – швыряние в Керченский пролив бочки с посланиями участников Форума. Чувствуешь себя потерпевшим кораблекрушение пиратом из старинного кино… Или кочевником-скифом – когда насыпаешь искусственный курган для захоронения «творческих талисманов» писателей.
Позже, уже в Москве, из-за той же городской тоски по натуралистике и по экспедициям, в которых общался с экзотическими зверьми, я стал проводить дискуссии в цикле «Зоософия»: о смыслах, которые несут для человека образы животных. Борясь с душевным дискомфортом, я искал для этого такие способы, которые были бы интересны и для других.
Эти, присущие многим людям искусства, зигзаги несколько раз возвращали меня к прежним занятиям, но уже на новом уровне. Покинув науку, вернулся в неё другим путём – не в биологию, а в антропологию, в гуманитаристику.
Но когда движешься в нескольких направлениях, твоя жизнь со стороны, конечно, может казаться несколько зигзагообразной…
– От ваших записей в Фейсбуке остаётся именно такое впечатление. Вот декабрь 2013: поездка в Берлин, лекция в Университете Гумбольдта. Вы представили там первую антологию по геопоэтике, с авторами из России, Германии, Украины, Австрии, Англии, Франции, Эфиопии… Расскажите, пожалуйста, в чём сущность геопоэтики?
– Если коротко, то после Конца Истории, который нам напророчил Фрэнсис Фукуяма (а до него ещё многие философы), человечеству ничего не остаётся, как обратиться к Географии. Мировая цивилизация, и в частности гуманитарная наука, заново открыла для себя среду, в которой обитает Homo sapiens. Тот физический контекст, с которым человек взаимодействует в процессе жизнедеятельности. Это открытие так и называется – «пространственный поворот» (space turn).
Однако поэты и художники очень часто идут впереди учёных. Первым к геопоэтике интуитивно пришёл стихотворец и путешественник Кеннет Уайт. В 1980-е годы он выпускал во Франции «Геопоэтические тетради». Правда, чётких определений для нового слова он избегал. Под геопоэтикой он понимал некое эколого-мистическое движение, скорее воображаемое, чем существующее.
Позже ваш покорный слуга ввёл это, изначально зыбкое, понятие в разряд научных терминов. Я рассматриваю геопоэтику как интеллектуальную работу с пространственно-географическими образами – или, если точнее, территориально-ландшафтными мифами. Определение достаточно широкое. Оно охватывает и интеллектуально напряжённые странствия Уайта, его российского адепта Василия Голованова и многих других романтиков, и их тексты об этих странствиях, и исследования географических образов в литературе, которые ведут сейчас, например, Владимир Абашев в Перми или Сузанна Франк в Берлине.
И, наконец, наши собственные гео-проекты 1990-х, преобразовывавшие некоторые элементы ландшафта Восточного Крыма – и менявшие, соответственно, культурные мифы об этих местах.
– По поводу последнего – можно ли подробнее? Не приведёте ли примеры такого преобразования мифов?
– Сейчас, в XXI веке это называют территориальным брендингом – понятие прагматичное и как бы заранее лишённое романтизма. Для нас же это был процесс, близкий к алхимическим опытам: никакой теории ещё не было и в помине, эксперименты велись вслепую…
Так вот, типичный случай целенаправленной коррекции ландшафтного мифа – наша работа с ныне прославленным островом Тузла между Россией и Украиной.
Чем была Тузла до нас? Просто несколько добавочных километров пляжа в проливе. Очень удобная, но мало кому известная база для рыбаков. Любопытная по очертаниям, и при этом как бы лишняя полоска на карте Керченского пролива. Однако именно Тузлу мы выбрали для наиболее радикальных акций Боспорского форума.
И вот уже осенью 1993 года, после островной выставки инсталляций «Tabula Rasa», Тузла, о существовании которой раньше знали только керчане, стала героем публикаций в «Коммерсанте-Daily» и «Литературной газете». Мои дорогие земляки впервые услышали о родном городе по «Голосу Америки» и «Радио Свобода». И были сражены сообщением, что Тузла (называемая журналистами с неправильным ударением на «У»), где они в детстве ловили бычков – это самая авангардная территория Керчи и Крыма! А вскоре нам прислали распечатку фотоснимка с американского спутника, где была видна километровая надпись водорослями по песку «LOOK TO THE HEAVENS» – самая крупное произведение выставки, авторства Роста Егорова…
Это был самый эффектный аккорд в мифологической симфонии о Тузле, создававшейся буквально на глазах у публики.
А главное, мы внушали миру представление об уникальном символическом значении острова – «пограничном»: между Крымом и Кавказом, Украиной и Россией, между Европой и Азией, между Чёрным и Азовским морями… Граница в энной степени. Шлейф публикаций после первых Боспорских форумов тянулся много лет. Например, регулярно в самых разных интервью вспоминал о наших островных перформансах прозаик Василий Аксёнов.
Наконец, Тузлу неизбежнозаметили политики. И попытались сыграть с ней свою, уже геополитическую игру, придав славе острова уже всемирный масштаб. Я имею в виду нашумевший в 2003 году пограничный конфликт вокруг острова – ровно через 10 лет после нашей выставки. В этом году, кстати, снова юбилей: 20 лет…
С тех пор у геопоэтики сложилось и научное, более строгое ответвление. Пишущие сейчас на эти темы цитируют статьи вашего покорного слуги середины 90-х. Западные исследователи указывают авторство цитат, наши не всегда – впрочем, это не имеет значения в эпоху Интернета, читатель находит первоисточник легко…
Антология «Введение в геопоэтику» (М.: Арт Хаус медиа; Крымский Клуб, 2013) – итог двадцатилетних «игр с географией» более тридцати учёных и писателей, которые как-либо касались в своём творчестве геопоэтических проблем.
– Идём дальше по времени вспять… Ноябрь 2013, VIII Международная Биеннале поэтов в Москве. Вы провели там две акции под эгидой возглавляемого вами Крымского клуба: «Кастинг тотемов Севера» в Московском Зоопарке и круглый стол «Поэтократия: утопия или реальность?» в РГГУ. Можно ли узнать подробности?
– Диспут по поэтократии был мощный, он показал, что почти теоретический вопрос об участии творческих людей во власти интересен даже самым отрешённым от мирской суеты творцам, известным небожителям. Рассказ поэта-метареалиста Владимира Аристова о пиратской республике поэтов, созданной Габриэле д’Аннунцио, произвёл наибольшее впечатление.
– Насколько, по-вашему, творческие люди могут влиять на судьбы общества? Или даже на судьбу планеты.
– В этом и есть основной вопрос поэтократии: меняется ли, со сменой исторических эпох, схема взаимоотношений художника и власти (вечный сюжет «поэт и царь»), – или остаётся той же, что была в Античности и Средневековье? Влияние людей искусства всегда было неоднозначным, зачастую неизмеримым и даже неуловимым. У меня есть подозрение, что ситуация, аналогичная тому, как в США губернатором или президентом становится профессиональный актёр, в Римской Империи, скажем, была менее вероятна. Разница, правда, обусловлена ещё и недостаточно развитым в древности социальным лифтом…
– Вернёмся к Биеннале Поэтов… Что такое «Кастинг тотемов»?
– О «Кастинге тотемов Севера» готовится специальная большая публикация. Всё же в виде анонса скажу, что во второй тур голосования вышли Белый Медведь, Мамонт и Песец (представленный живой особью женского пола). Кто кроме них выходил в полуфинал и почему, и кто в конечном счёте победил – скоро об этом прочтём.
К сожалению, времени на всё не хватает, и я не успел сделать в рамках Биеннале презентацию сделанного нами в этом году нового, петербуржского диска антологии «СПА» («Современная Поэзия от Авторов»). Там часовые фонограммы 15 питерских стихотворцев: свои стихи читают Дмитрий Григорьев, Аркадий Драгомощенко, Виктор Кривулин, Наталья Романова, Александр Скидан, Виктор Соснора, Сергей Стратановский…
– Октябрь. Участие в круглом столе в Челябинске «Южный Урал после метеорита»… О чём там шла речь?
– Это был диспут трёх десятков экспертов о том, как можно использовать факт падения знаменитого метеорита в целях развития бренда (то есть, в нашей терминологии – мифа) Челябинска и Челябинской области. Это эпохальное, будоражащее воображение людей событие почти не оставило материальных следов, поэтому одним из основных направлений дискуссии была идея создать («воссоздать») эти материальные следы.
Сотрудник NASA, астрофизик, челябинец по происхождению Николай Горькавый выдвинул несколько впечатляющих архитектурных проектов, начиная с возведения 18-метрового муляжа метеорита: с расположенными внутри планетарием, музеем и другими просветительными учреждениями для туристов. Противоположное, «нематериальное» направление работы предложил ваш покорный слуга: проводить в Челябинске (или даже на берегу озера Чебаркуль, куда «нырнули» осколки метеорита) ежегодную трансдисциплинарную конференцию, подкреплённую фестивалем с участием известных писателей и художников-акционистов.
Фишка проекта в том, что для конференции и фестиваля (носящих общее название «Футурологический конгресс», по известной повести Станислава Лема) проблематика должна подбираться не напрямую связаная с Челябинским метеоритом, а «подсказанная» им и его падением. Например – «СТОЛКНОВЕНИЕ» (космических тел, галактик, цивилизаций, этносов, популяций животных, лингвистических, культурных и иных феноменов); «ЭКОЛОГИЯ КОСМОСА», «ОПАСНОСТЬ КАК СТИМУЛ РАЗВИТИЯ», «РАСПОЗНАНИЕ СИГНАЛА», «МЕДИАИСКАЖЕНИЯ» и т.д.
То есть меторит выступает здесь не как объект исследования, а как субъект истории: его падение – это некое послание человечеству, расшифровывать которое и призван Футурологический конгресс…
Идеальным президентом такого Конгресса мне видится не кто иной, как Николай Горькавый – исследователь Космоса и писатель-фантаст, лауреат Госпремии за предсказание спутников Урана.
– Теперь сентябрь… Возобновление работы Боспорского форума, впервые проведённого два десятилетия назад. Участники из Украины, России, Австралии, Германии, США, с Мадагаскара…
– …На этом вопросе я бы предложил сделать паузу в нашей беседе. Может быть, сразу на полгода, чтобы потом сделать ретроспективу новых возможных событий и тематических поворотов 2014 года. Для этого вижу две причины.
Во-первых, следующим месяцем в рассматриваемой вами обратной событийной канве должен был бы быть август – на который пришлось, как обычно летом, полное затишье. В августе не помню достаточно интересных «зигзагов»… (Смеётся)
…А во-вторых, о Боспорском форуме-2013 было достаточно много публикаций. Сейчас хотел бы отметить главное новшество проекта: плодотворное сотрудничество команды Форума с Крымским университетом культуры, искусств и туризма. Этот альянс придал нашей работе и академический лоск, и одновременно свежую кровь… В межкультурный и междисциплинарный диалог включились симферопольские преподаватели и студенты. На меня это приобретение действует очень вдохновляюще.
Беседовала Елена СЕРЕБРЯКОВА
