Людмила Улицкая: «Никакая власть не заставит нас жить плохо!»
Свободолюбивая и «непуганая» популярная писательница Людмила Улицкая представила, наконец, читателям семейный «нон-фикшн»: роман «Лестница Якова». Впрочем, сам автор не называет его автобиографическим. «Мне стало легче, когда я с себя сбросила этот груз и попробую жить, как честный свободный человек пожилого возраста», — заметила она на презентации, уточнив, что на «литературной» пенсии будет с удовольствием читать и перечитывать книги, в особенности, «обожаемый» науч-поп.
700-страничный роман лауреат премии «Большая книга» (2007) писала долгие четыре года. «Сборник рассказов» (говорит, что писала каждую отдельную главу как рассказ) подготовлен на основе семейного архива. Читателю предстоит окунуться в жизнь Якова Осецкого и Марии Кернс, бабушки и дедушки главной героини — внучки Норы, человека творческого, театрального художника. Однажды к Осецкой попадает переписка родственников… Личное дело «интеллектуала» Якова — его письма, телеграммы и дневники — Нора изучала в спецархиве КГБ. «Я не совершаю разоблачений, хотя есть некоторые неприятные семейные вещи в этой книге, в моей жизни, и я их обнародовала, — честно признаётся Улицкая. — Ещё больших усилий мне требовалось, чтобы понять, что с ними происходило. Почему они вели себя так, а не иначе. Для меня, в общем-то человека непуганого относительно, очень трудно представить уровень страха. Но ещё и бесконечной двойственности».
Для примера сценарист вспомнила свою «очаровательную» бабушку — актрису «Серебряного века», которая, как ни парадоксально, считала себя «беспартийной большевичкой». Как она жила в таком «драматическом разрыве» с самой собой Людмила Улицкая не понимает, ведь нельзя же быть одновременно человеком богемы, личностью по определению свободной, и чекистом. «Я точно помню, что это были годы после смерти Сталина, — вспоминает писательница. — Я приходила к бабушке, которая всё ещё продолжала жить на улице Воровского, тогда Поварской. В комнате с правой стороны дверь, закрытая от соседей, с левой стороны закрытая. В одном случае ковёр, в другом — буфет. Она звала меня на середину комнаты и шёпотом говорила (изображает — Авт.): «Люся, купи мне пол-литра молока!» Потому что эта привычка говорить шёпотом и всё скрывать, она так глубоко въелась, что уже граница терялась».
Интересно, что когда Людмила Евгеньевна читала письма своего деда — главным образом записные книжки, — то с удивлением обнаружила поразительное сходство между собой и дедушкой: «Он, как и я, писал списки дел, вычёркивал, как я: раз, два, три… У меня это называется «наследуемое поведение».
Читатели спрашивали: как она оценивает сегодняшнее время? Улицкая со всей прямотой заявила, что «мы несколько сделали шаг назад», и лично она «возвращается к той форме жизни, которой мы жили в 1950-1960-е годы». «То есть это довольно ограниченный круг людей, но он, замечу вам, не очень ограниченный. Расчищаю свой маленький огород. В моём огороде всё прилично: когда растёт сорняк, я его выдерну, — иносказательно высказалась автор. — Других я не вижу возможностей, но это совсем не маленькое дело».
Ну а чтобы поднять настроение демократически настроенной общественности, вспомнила про свою, к сожалению, уже покойную подругу, в 90-х годах выпускавшую газету Дома кино. На одном из номеров стояла «шапка»: «Никакая власть не заставит нас жить плохо!»
Сергей МИЗЕРКИН
