Евгения Васильева: Я не встречала человека, который так или иначе не сталкивался с предательством

Её называют самой известной узницей России. Находящаяся под домашним арестом бывший член совета директоров ОАО «Оборонсервис» Евгения Васильева живёт активной творческой жизнью. После майских праздников в книжном магазине «Библио-Глобус» состоится презентация очередного сборника её стихотворений «Васильковые песни Жени Васильевой», который буквально на днях выходит в издательстве «Алгоритм». Недавно в московской галерее ЭКСПО-88 с огромным успехом прошла выставка живописи Евгении «Цветы из неволи». К сожалению, сама автор не имеет возможности присутствовать на «своих» мероприятиях и вынуждена следить за ними по новостным программам ТВ.
Сегодня Евгения Васильева – гость нашей рубрики.

— Евгения, многие классики высказывали мысль, что только страдание делает человека человеком, заставляет художника (в смысле любого творческого человека) создавать что-то гениальное, вдохновляет на настоящее творчество. Относится ли сказанное и к вам? И ваша деятельность как писателя, художника – не ярчайшее ли тому доказательство?
— Страдание – вообще одна из главных, сквозных тем русской литературы, мироощущение первых русских интеллигентов, которое распространилось и на следующие поколения. Думаю, ответ нужно искать в постоянной несправедливости со стороны государства по отношению к отдельно взятой личности. В России во все времена господствовал принцип преобладания общего над частным. Государство всё, человек – ничто. Пушкин мастерски отразил тенденцию в своем «Медном всаднике», где несчастный «маленький человек» Евгений в порыве отчаяния грозит всемогущему императору кулаком, после чего гибнет под копытами коня государственности. Государство всегда пыталось раздавить любого, кто вставал на его пути. Интеллигенция первой почувствовала опасность и пыталась противостоять ей с помощью литературы и искусства – выступая на стороне униженных и оскорбленных и заступаясь за всех обиженных властью и системой.
Ещё недавно я понимала сказанное чисто умозрительно – читая классиков русской литературы, и даже представить не могла, что сама окажусь среди персонажей любимых книг – таких вот «униженных и оскорблённых».
— Ваш поэтический сборник, ещё не выйдя в свет, вызвал огромный интерес со стороны и СМИ, и общественности. Вам кто-то помогал, или просто снизошло озарение, проснулся дар? А раньше пробовали писать? Это ваш первый поэтический опыт?
— Стихи я писала с детства – как большинство девочек и мальчиков. В своё время Корней Чуковский заметил, что все дети от двух до шести лет создают гениальные произведения. Но постепенно под влиянием внешних обстоятельств внутренний мир ребёнка становится прагматичным, психика подстраивается под жёсткие требования окружающего мира. Естественно, пропадает внутренняя раскрепощённость, которая необходима для создания чего-то по-настоящему выдающегося.
В жизни я выбрала сугубо практическую, «земную» профессию юриста, всю жизнь была трудоголиком, работала практически круглосуточно – поэтому неудивительно, что стихи отошли на второй план. Хотя и продолжали появляться на свет. Когда их накопилось достаточное количество, мне предложили издать мой первый сборник. Он вышел в 2009 году в моём родном Санкт-Петербурге. Понятно, что в то время я была свободной и счастливой – не удивительно, что атмосфера книги получилась позитивной и жизнеутверждающей.
И вот я оказалась под домашним арестом. Меня лишили возможности работать, общаться с миром, посещать церковь, видеться с близкими, получать информацию не из телевизора, а из живой жизни. Чтобы не впасть в грех уныния, я поневоле стала писать стихи и картины. Искусство, творчество сегодня помогают мне выжить в духовном смысле, не утратить оптимистический, христианский взгляд на мир.
Сборник «Васильковые песни Жени Васильевой», который должен выйти со дня на день в одном из серьёзных московских издательств, стал итогом моих одиноких размышлений и переживаний. Пытливый, но доброжелательный читатель найдёт в нём ответы на многие вопросы, связанные с моим сегодняшним положением. В целом его тема – сопротивление злу и несправедливости с помощью силы духа, любви и оптимизма.

Чтобы не впасть в грех уныния, я поневоле стала писать стихи и картины.

— Как родилась идея вашей выставки «Цветы из неволи»? Вы изучали живопись – или возник спонтанный порыв, всё тот же рождённый в мучениях дар?
— Живопись стала для меня ещё одной возможностью, находясь в неволе, продолжать жить полноценной духовной жизнью. Чтобы удовлетворить потребность в творчестве, одной поэзии стало не хватать. Однажды знакомый подсказал мне идею взять в руки кисть. Признаться, опыта у меня было маловато. Если поэзия была средой, в которой я успела основательно освоиться, то изобразительное искусство оказалось территорией тайн и загадок. Что ж, подумала я, тем интереснее будет открывать новые возможности и грани своего внутреннего я. Обложилась учебниками, альбомами и стала экспериментировать. Постепенно возник некий внутренний голос, который диктовал мне сюжеты, линии, цвета. Мне нравилось писать сегодня одно, завтра другое, пробовать себя в разных направлениях. Вскоре вся квартира оказалась заполнена моими произведениями. Один известный тележурналист, пришедший ко мне на интервью, предложил мне снять сюжет о моих работах. Так родилась идея выставки.
— Расскажите, пожалуйста, о себе. Откуда вы родом? Чем увлекались? Что читали в юности? На каких книгах сформировались? Кто были ваши любимые герои? Насколько была в почёте литература в вашей семье?
— Я родилась в Ленинграде, в семье потомственных русских интеллигентов. Была единственным ребёнком в семье – не удивительно, что родители во мне души не чаяли, но не баловали. Они сформировались в атмосфере суровых 1990-х, поэтому понимали, что чем дальше страна продвигается по капиталистическому пути, тем от человека требуется больше усилий, чтобы вписаться в окружающий социум. Так что к учёбе на юридическом факультете СПГУ я отнеслась серьёзно. В результате получила красный диплом и совершенно самостоятельно, без чьей-либо помощи стала делать карьеру.
В детстве я вела образ жизни обычной питерской девчонки из интеллигентной семьи – занималась фигурным катанием, посещала школу современного танца и даже шахматную секцию.
Бабушка (папина мама) была преподавателем русского языка, поэтому воспитывала меня, уделяя особенное внимание культуре речи, учила излагать мысли грамотно, чётко и ясно. Не дай Бог в её присутствии употребить какое-нибудь слово-паразит! Она тут же делала замечание и заставляла произнести фразу правильно.
В юности я читала книги, которые издавались в то время. Их покупал отец. Полки в нашей квартире были заставлены собраниями сочинений классиков всех времён и народов, но преобладали русские авторы. Я не собиралась быть филологом, поэтому читала бессистемно – то, что нравилось. С особенным удовольствием Пушкина и Бунина.

Мне на собственном опыте довелось почувствовать, что такое быть женщиной-поэтом с нелёгкой судьбой.

— Кто из авторов на сегодня наиболее вам близок? Есть ли кто-то «единственный»?
— На сегодня – все поэты Серебряного века, над которыми возвышается моё альтер эго – Анна Андреевна Ахматова. Почему альтер эго? Потому что мне на собственном опыте довелось почувствовать, что такое быть женщиной-поэтом с нелёгкой судьбой.
Современная же литература, на мой взгляд, ещё не успела «систематизироваться». Причём как зарубежная, так и отечественная. То и дело появляются интересные, профессиональные тексты, но каждый последующий тут же «забивает» предыдущий. Едва что-то успевает зацепить, понравиться, как мгновенно появляется что-то новое – ещё более впечатляющее. В результате возникает ощущение калейдоскопа, в котором отсутствует некий идеологический стержень. Одним словом, сплошной поток постмодернизма, который, конечно, впечатляет, но в памяти толком ничего не остаётся. Разве что какие-то разрозненные обрывки и детали.
То ли дело классика, которая собственно и называется классикой, потому что успела зафиксироваться в виде цельного и сформировавшегося космоса, по которому так комфортно путешествовать. Перед тобой чёткая карта, благодаря которой ты знаешь, что и где тебя ожидает.
— Вы намерены продолжать литературную деятельность? Есть ли у вас любимое издательство? Рассматриваете ли вы как вариант Интернет?
— Литературная деятельность (как и творческий процесс в целом) достаточно вампиричная субстанция, которая постоянно ищет «жертв». И уж если человек оказался на её пути и позволил овладеть собой, то считай – навсегда. В наиболее зависимом положении оказываются так называемые «многостаночники» – авторы, которые пробуют себя одновременно в нескольких жанрах. К несчастью, я из таких. Кроме поэзии и живописи я пытаюсь работать ещё и в прозе (начала роман), и в музыке (пишу песни на свои стихи и даже мюзикл), и в кино (снимаю клипы). Замахнулась и ещё на кое-какие области искусства, называть которые пока рано.
Что касается «любимых издательств», то готова разговаривать с любым, которое предложит подходящие условия.
Интернет – самое гениальное изобретение в истории человеческой цивилизации. От него не спрячешься, он всегда с нами – причём то как добрый друг и помощник, то как подлый и коварный враг. Лично я нахожу в сети и искренние слова поддержки, и откровенную ложь по отношению к себе. Соответственно и реагирую.

Кроме поэзии и живописи я пытаюсь работать ещё и в прозе, и в музыке, и в кино. Замахнулась и ещё на кое-какие области искусства, называть которые пока рано.

— Что, по-вашему, означает «состоялся как писатель»? Какие сегодня существуют «рычаги» для продвижения творческой карьеры?
— Когда-то при советской власти среди либеральной интеллигенции в ходу было выражение: «Состоявшийся писатель – не тот, кого издают, а тот, кого читают». Сегодня я бы сказала так: «Состоявшийся писатель – тот, чьё имя у всех на устах». Потому что если для эпохи бумажных носителей были актуальны слова Пушкина о том, что слова поэта – суть его дела, то в наше время визуально-концептуальной культуры более правильным было бы сказать наоборот: дела поэта – суть его слова. Сегодня первичен поступок, факт, а слова – вторичны, производны. Что служит поводом для всеобщего обсуждения? Не факт выхода книги, а то, что её автор «покусал собаку». Я не оцениваю ситуацию, а просто констатирую факт. Чтобы обратить внимание на событие художественной жизни даже самого серьёзного масштаба, любой продюсер (от маститого до начинающего) вынужден обращаться к пиару.
— Если раньше существовал самиздат, а запрещенные писатели пользовались невероятной популярностью, то сегодня в литературе практически нет «непризнанных гениев». Хорошо или плохо, что напечататься может каждый?
— Нравится кому-то или нет, но с появлением Интернета раз и навсегда канула в небытиё эпоха непризнанных гениев. Отныне ни один автор не имеет морального права скулить и жаловаться, что его не печатают или не выставляют по чьей-то злой воле.
С одной стороны, конечно, справедливо, что всё художественное пространство сегодня просвечивается и сканируется. Тем не менее, у медали есть обратная сторона. В эпоху самиздата подлинные властители дум, как правило, рождались в атмосфере полной изоляции от внешнего мира. Человек сидел и понятия не имел, что творится в Большом Искусстве. Откуда ему было знать? От Запада его отделял железный занавес, а из официально разрешённой информации о советском искусстве он мог узнавать только о достижениях социалистического реализма. Он жил, как отшельник в монашеской келье. А, как мы знаем, среди отшельников рождаются истинные титаны духа.
Сегодня, в условиях полнейшего переизбытка произведений искусства, каждый автор поневоле попадает под влияние немеряного количества своих коллег. Художественная информация обрушивается на нас с силой Ниагарского водопада – и в итоге все поневоле начинают подражать друг другу, тиражировать одни и те же идеи. Мол, если такой-то стал успешным, то и мне надо делать то же самое, что и он.
— Что вы думаете про русскую литературную классику? Может ли её фонд пополниться новыми достижениями? Каким вы видите будущее русской литературы? Как по-вашему, сегодня она переживает период подъёма, или наоборот?
— Знаете, всё-таки нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся. И что в будущем будут называть «классикой». Мы не знаем, на каких носителях – цифровых или натуральных (бумага, холст) – будут существовать произведения искусства, сколько лет отведено таким литературным формам и жанрам, как роман, повесть, рассказ, поэма. Главная опасность для всей культуры будущего – массовый разрыв с духовным началом, погружение в царство материи, эгоцентризм и как следствие – одичание. Если потребителям культуры посчастливиться выжить в условиях всеобщей деградации – появится и своя классика. Пока же запроса от общества на высокое искусство нет – не удивительно, что в литературе происходит топтание на месте. Откровений что-то не слышно. Бывшие властители дум цитируют сами себя, поэтому давно перестали вызывать интерес к себе. Я считаю, что современную литературу могли бы спасти искренность, исповедальность, страсть, подлинность чувств. Словом, что-то вроде возвращения к ценностям Серебряного века.

C появлением Интернета раз и навсегда канула в небытиё эпоха непризнанных гениев. Отныне ни один автор не имеет морального права скулить и жаловаться, что его не печатают или не выставляют по чьей-то злой воле.

— Как вы относитесь к ненормативной лексике в литературе? Есть ли определённые условия, когда можно допустить её употребление?
— В искусстве допустимы все выразительные средства. Главное – чтобы они работали на авторский замысел. Критерий один. Если слова вызывают отторжение, негативную реакцию культурного, продвинутого, взыскательного читателя – значит, они неуместны в данном контексте.
— Что вы думаете по поводу сохранения чистоты русского языка – даже элементарной грамотности? Молодежь читает в основном сайты. В школах всё реже встречаются по-настоящему грамотные учителя. Можно ли изменить печальную тенденцию?
— При существующем отношении к культуре – причём не столько со стороны власти, сколько со стороны общества, народа – конечно, тенденция не изменится. Всеобщий поворот от духовных к материальным ценностям, от романтики к прагматизму, от созидания к потребительству не предусматривает таких «мелочей», как культура речи или знание орфографии. К сожалению, пока создаётся впечатление, что «культура» будущего уже не будет автоматически предполагать обязательного соблюдения правил орфографии.
— Каково, по-вашему, будущее России, учитывая её прошлое и настоящее? И какая, на ваш взгляд, идея сегодня могла бы стать для неё национальной?
— Россия в силу своей огромности и культурно-исторической значимости навсегда обречена оставаться неотъемлемой частью мировой системы политических и экономических взаимоотношений. Другой вопрос – лучшей или худшей её частью. Мне кажется, сегодня весь мир переживает период стагнации, застоя. Повсюду сплошные проблемы. В первую очередь экономические. О духовных все уже давно забыли. Свежих идей нет нигде. Ни в одной из стран или регионов не происходит качественного прорыва в любой сфере жизни. Куда ни посмотри – всё лучшее продолжает жить исключительно благодаря заданной когда-то инерции. Если России удастся предложить человечеству некую альтернативу, свежий вектор развития – у нас появится шанс стать духовным и интеллектуальным авторитетом всемирного масштаба.
— Верите ли вы в дружбу, в товарищество? В это трудное для вас время получаете ли вы поддержку от друзей? Как они отнеслись к вашему литературному дебюту?
— Кто же меня поддерживает в трудное время, как не друзья и близкие? Не представляю, как бы я сейчас жила без друзей и единомышленников. Тот факт, что у меня выходят книги, открываются выставки, выходит альбом с песнями, говорит сам за себя. Кто бы мне помогал с учётом моего положения арестантки, если не друзья? Как вы думаете, стали ли бы они мне помогать, если бы не были моими друзьями или им не нравилось то, что я делаю?

Если потребителям культуры посчастливиться выжить в условиях всеобщей деградации – появится и своя классика. Пока же запроса от общества на высокое искусство нет – не удивительно, что в литературе происходит топтание на месте.

— Сталкивались ли вы с предательством? Могли бы вы простить человека, предавшего вас?
— Я не встречала человека, который так или иначе не сталкивался с предательством. Поэтому перед каждым неизбежно вставал всё тот же гамлетовский вопрос о прощении. А дальше всё зависит от мировоззрения, веры в Бога, степени тяжести предательства и… настроения.
— Что сейчас читаете? Что пишете?
— К сожалению, на чтение времени практически не остаётся. Слишком много творческих планов. Пишу одновременно стихи, картины, песни и ещё кое-что.

Беседу вела Елена СЕРЕБРЯКОВА

с браслетом на ноге на фоне картины «Жертва»