Алексей Никитин: Я мифологизирую Киев, и делаю это сознательно

Алексей Никитин – молодой русский писатель, чьё творчество признано не только в России, но и за рубежом. Его книги переводятся на иностранные языки, их можно встретить в библиотеках по всему миру – от Канады до Австралии. Недавно он стал лауреатом литературной «Русской премии» в номинации « Крупная проза». Между тем, Алексей живёт в Киеве, очень любит свой родной город, посвящает ему свои произведения и называет себя киевским писателем. Сегодня Алексей Никитин в гостях у нашего издания.

— Алексей, ещё раз примите наши поздравления с Русской премией. Расскажите, пожалуйста, про ваш роман «Victory park», принёсший вам  награду. Когда он был написан? Как долго вы над ним работали?
— Спасибо большое за поздравления. Я очень тронут.
Роман был закончен в начале 2013 года. Тогда он назывался «Парк «Победа», в Киеве, как и во многих городах, есть такой парк. Название Victory Park предложили издатели, я не возражал. На эту книгу ушёл примерно год. Когда была окончена первая глава, стало ясно, что роман получится большой, и вряд ли удастся совместить работу над ним с повседневной работой. Я ушёл отовсюду и написал эту книгу так быстро, как смог. Хотя тогда мне казалось, что всё делается невозможно медленно и тяжело.
Victory Park – это книга о предперестроечном Киеве. О советской Украине, которую я очень хорошо помню. Она ведь и тогда во многом отличалась от России. В романе я вспомнил тот Советский Союз, по которому сейчас принято ностальгировать. У меня нет ностальгии по Союзу, и вспоминать о нём с улыбкой умиления тоже не получается. Возможно, поэтому воюющий Афганистан в какой-то момент представляется главному герою местом менее опасным, чем тихий парк на окраине Киева.
Но, помимо этого, 1984-й год в романе по настроениям, по предощущениям драматической развязки, удивительным образом оказался похож на реальный 2013 год. Предгрозовая атмосфера, сгущавшаяся в последние годы над Украиной и взорвавшаяся зимой 2014 года, просочилась в книгу и наполнила её, хоть и помимо воли автора.
В ХХ веке в русской литературе появилось два больших романа о Киеве: «Белая гвардия» Михаила Булгакова и «Бабий Яр» Анатоля Кузнецова. О послевоенном городе, преимущественно о 1960-х, писал любимый киевлянами Виктор Некрасов, но его «Записки зеваки» и «Саперлипопет» – это повести. Романа о последних, предзакатных советских десятилетиях не было. Я буду рад, если Victory Park сумеет заполнить эту лакуну.

Последняя книга держит автора крепче других, но со временем отпускает.

— Вы живёте в Киеве. Повлияла ли как-то этно-география на ваш писательский менталитет, на творческое формирование?
— Конечно. Я считаю себя в первую очередь киевским писателем. Все мои предыдущие книги – о Киеве разных лет. «Истеми» – это история, которая началась в середине 1980-х, а закончилась в середине 2000-х. «Маджонг» – история на рубеже первого и второго десятилетий этого века, хотя время там, кажется, явно не указано. Один из ранних, не очень удачных,  романов — «Три жизни Сергея Бояршинова, банкира и художника» – о предвоенном Киеве 1913-14 годов.
Современный Киев – город довольно заурядный, в Европе хватает городов лучше сохранившихся, чище и красивее. Город быстро меняется и не всегда в лучшую сторону, но в памяти поколений он останется таким, каким мы его сумеем сохранить в текстах, на бумаге. Я мифологизирую Киев, и делаю это сознательно.
— Какое из ваших произведений наиболее дорого и близко вам?
— Как правило, последняя книга держит автора крепче других, но со временем отпускает. У меня так же.
— Как обстоят дела с изданием русских авторов на Украине? Хорошо ли там сейчас «идут» книги на русском? Уважают ли украинцы русскую классику (кроме Гоголя)?
— Украинский книжный рынок никогда не был большим, а после кризиса он сжался до неприлично маленьких размеров. На нём и украинские-то авторы не все умещаются, а украинским, пишущим по-русски, места остаётся совсем мало. Но это не значит, что в магазинах нет русских книг, их как раз много, больше, чем украинских. Я не знаю точной статистики, оцениваю «на глаз», но думаю, что русских книг в украинских книжных магазинах больше в разы, это продукция российских издательств. Украинские издательства невелики и не могут конкурировать с крупными российскими, но у украинской литературы есть свой постоянный читатель. Таким образом, продукция российских издательств в первую очередь вытесняет с украинского рынка книги русскоязычных украинских авторов.

Украинская литература и в советское время была другим миром с особой предысторией.

— Расскажите, пожалуйста, о себе. Вы из творческой семьи? Что читали в детстве? На каких авторах «выросли»? Кто были ваши любимые герои?
— Я из самой обычной, вполне советской, семьи киевских инженеров. В детстве читал всё подряд, много и без всякой системы. Рядом с домом была библиотека, которой пользовались родители, поэтому читал и «толстые» журналы. Теперь у меня в голове пыльные, неразобранные архивы советских авторов тех лет. Почему-то много ленинградских… Их все давно забыли, и я теперь тоже понемногу забываю. Тогда же читал и украинскую литературу. Когда мне было лет 8-9, родители договорились с соседкой, что она будет присматривать за мной после школы. Это была уже очень немолодая женщина, переехавшая в Киев со взрослыми детьми, но так и оставшаяся украинской крестьянкой. Читать она не умела, поэтому просила меня. Я ей читал «Катерину» Шевченко. Я читал, она плакала. Я предлагал почитать что-то другое, но она настаивала, просила «Катерину». Я опять читал, она опять плакала.
Вообще, украинская литература и в советское время была другим миром с особой предысторией. Но тогда всех этих подробностей я не знал, конечно.    
— Ваши читатели – кто они? Где вас читают больше – в России, на Украине или, возможно, в дальнем зарубежье?
— Даже приблизительно не могу ответить. Наверное, издатели знают об этом чуть больше меня, хотя думаю, что и у них нет каких-то точных цифр. На Украину мои российские книжки практически не попадают. Правда, российские тиражи и сами по себе не велики. Тиражи зарубежных изданий не намного больше российских, но английское издание романа «Истеми» продаётся примерно в сорока странах, и его можно встретить в библиотеках по всему миру – от Канады до Австралии.
Рискну предположить, что больше всего моих читателей в Интернете, но кто они? Это тайна, покрытая мраком.

Авторское право, как система отношений, в существующем виде архаично и неэффективно, поэтому его нужно менять

— Алексей, авторское право и интернет, где почти всё можно скачать. Что вы об этом думаете?
— Я думаю, что «интернет, где почти всё можно скачать» — это удобно. Авторское право, как система отношений, в существующем виде архаично и неэффективно, поэтому его нужно менять. Не отменять, а менять. Сейчас оно во многом напоминает нормы феодального уклада на рубеже эпохи буржуазных революций. Как ни защищай права феодала, развивающаяся экономика всё равно их нарушит.
— Юридически мы живём в разных странах, но фактически наши народы продолжают связывать тоненькие нити культурных, ментальных, исторических связей. Не порвётся ли эта связь окончательно в связи с настоящими событиями? Может ли культура сыграть тут хоть малую, но миротворческую роль?
— Связи эти совсем не тоненькие, в первую очередь я говорю о культурных и исторических. Порваться они, конечно же, не могут: если Киевская Русь была, так уж была, ничего от неё оторвать невозможно. Но испортить отношения между народами можно сильно и надолго. Если дойдёт до большой крови, то так и случится.
Культура в такие исторические моменты играет даже не вторые, а третьи роли, к сожалению, и возвращается только когда наступает затишье. Она требует времени, условий для анализа и рефлексии, а война – время быстрых решений.  

Война – время быстрых решений

— Алексей, кого из ваших коллег современников вы выделяете из общей массы? Кто из них, по-вашему, заслуживает внимания?
— В русской прозе – Юрий Буйда и Леонид Юзефович. В украинской – Сергей Жадан, хотя как поэт он, пожалуй, ещё интереснее. В турецкой – Орхан Памук. Во французской, со времени публикации «Элементарных частиц», я не читал никого сильнее Уэльбека. В английской – Чарльз Маклин, Говард Джейкобсон, Рушди… Английская – это долгий разговор, по-настоящему великая литература.   
— Что вы не приемлете в современной литературе? Чего ей, по-вашему, остро не хватает?
— Не думаю, что современную литературу отличают какие-то особенные пороки и недостатки. Всё то же, что во времена Овидия или Марциала. Литература – открытая система, и если ей чего-то не хватает, то нехватка, как правило, быстро восполняется. Исключения приходятся только на те периоды, когда кто-то – церковь или государство –  пытается извне регулировать процессы в литературе, разрешая одни и запрещая другие.
— Каким вы видите будущее русской литературы? Как по-вашему, сегодня она испытывает подъём или спад?
— Думаю, это спад. Как и в большинство литератур мира. Стипендии, премии и гранты принципиально дела не спасают. Мир меняется, мы живём во время более технологичных искусств. Уже давно и не мной замечено, что место, которое занимали в XIX веке романы, сейчас заняли сериалы. Но и маргинальным искусством литература никогда не станет, потому что наше воображение талантливее любого кинорежиссёра
— Как литератор что вы думаете по поводу сохранения чистоты русского языка, даже элементарной грамотности? Что бы вы посоветовали молодым людям, чтобы оберегать себя от похабщины и ненорматива, который у многих уже стал разговорным, бытовым языком?
— Ко всем видам чистоты в искусстве я отношусь немного настороженно. Язык – это живая система, он меняется, он не статичен. Сегодняшний «ненорматив» завтра может оказаться нормой, а то, что было нормой вчера, сегодня отмерло и забыто. Язык сам себя очищает. Что-то запрещать – дело неблагодарное, лучше предлагать альтернативу.

Литература – открытая система, и если ей чего-то не хватает, то нехватка, как правило, быстро восполняется

— Приносит ли вам литературная деятельность какой-то доход? Можно ли ею сегодня прокормиться?
— Нет, не приносит. Вернее, приносит, но такой, который сложно назвать доходом.
— Должен ли писатель продвигать свои произведения? Вы это как-то делаете, или слава сама «неумолимо» настигает вас? Совместимы ли понятия «писатель» и «тщеславие»? И стремились ли вы к известности?
— Возможно, и не должен, но понимает, что это необходимо. Между известностью автора и вниманием к его произведениям есть прямая и очевидная связь. Поскольку я живу в одной стране, а мои книги выходят в другой, то  возможности мои ограничены, по крайней мере, в сравнении с российскими авторами. Что я могу? Могу ответить на вопросы сайта write-read.ru (улыбка)
Писатели нередко оказываются тщеславными людьми, история литературы полна анекдотов на эту тему. Вообще же, по моим наблюдениям, известность утомительна. Люди тратят годы, чтобы её добиться, а потом с трудом выгораживают себе небольшое пространство для частной жизни.
— Премия способна согреть душу?
— Способна. Иногда довольно ощутимо.

Известность утомительна. Люди тратят годы, чтобы её добиться, а потом с трудом выгораживают себе небольшое пространство для частной жизни

— Над чем вы работаете в настоящий момент? И что вы сейчас читаете?
— Пишу повесть. Киевские события зимы 2014 года повлияли на её сюжет, изменив его. И хотя мне всё уже понятно, пишется всё равно медленно и тяжело.
А читаю я молодого прозаика из Алма-Аты Илью Одегова. Илья – лауреат Русской премии этого года в категории «Малая проза». Он подарил мне свою книгу «Любая любовь» на церемонии вручения премии в конце апреля.
— Сегодня много говорят о глобализации. На ваш взгляд, глобализация – добро это или зло? Можно и нужно ли её бояться и избегать?
— Я бы не стал использовать категории этики при обсуждении процесса мировой интеграции. В первую очередь речь идёт о слиянии национальных и региональных экономик в единую геоэкономику, и эта идея у меня возражений не вызывает, да к тому же процесс объединения начался даже не в 20 веке, а намного раньше. Если бы дело ограничивалось экономикой и политикой, то я поддерживал бы глобализацию без особых возражений, но с ней сопряжена и культурная унификация, а культура – не финансы, она крепче привязана к источникам, иногда просто не может без них существовать. Разнообразие форм культуры, как и форм жизни – основа развития, глобализация не должна стирать разнообразие.
— И последнее! Если не секрет, как и где вы намерены провести лето?
— Украина сейчас вынуждена воевать, не имея боеспособной армии, и, уехав куда-то надолго, рискуешь вернуться в совсем другую страну, а то и вообще никуда не вернуться. Поэтому предстоящее лето я проведу где-то недалеко от Киева.

Беседовала Елена СЕРЕБРЯКОВА