Она идёт по жизни, роняя лепестки…

Викторианская «клубничка», неожиданно современно прозвучавшая

Сегодня чудесный день, подаривший одни только плюсы. И если это не совсем правда, и минусы были, то выглядят они мелкими и совершенно неинтересными.  А дело в том, что я закончила читать роман, который однозначно займёт место в домашней библиотеке, он встанет рядышком с весьма придирчиво собранными классиками и современниками. Почему? Потому что его не забыть. Нет, разумеется, если придираться, то недостатки можно найти даже у Пушкина с Толстым, но только ведь никому не приходит в голову это делать — придираться. Вы знаете, как безупречен для меня Тургенев, хотя и не близок, так безукоризнен Мишель Фейбер, оказавшийся, к великому счастью, настоящим подарком.

«Багровый лепесток и белый…» написал по-английски странный голландец, проживающий ныне в Шотландии, в самобытной квартирке прямо на перроне железнодорожной станции. И роман многим может показаться странным, но я, так уж вышло, могу эту необычную вещь лишь хвалить, а потому и день нынче удивительный: солнечный, пусть за окном в действительности льёт как из ведра…

Уставший от зауми и наворотов постмодернизма, читатель имеет благодаря Фейберу благословенную возможность перенестись в викторианскую Англию последней четверти 19 столетия. Побродить по лондонским улицам, посетить оперу и поприсутствовать на званом обеде у сильных мира сего. Улицы, правда, не всегда чисты, а принимать пищу некоторым приходится в вонючих кабаках, но это не такой уж шок, ведь вас ожидает знакомство с Конфеткой!

Девушка, имеющая кондитерский псевдоним, — мечта любого мужчины. И не потому, что она чудо как хороша собой, просто она соглашается исполнить всё, что пожелает господин. Конфетка — непревзойдённый мастер в своей пикантной профессии. Разумеется, долю свою — быть проституткой — она не выбирала, но оказалась достаточно умной для того, чтоб суметь достичь высот. Да уж, дамы, наша Конфетка — лишнее подтверждение того, что свою работу надо выполнять качественно, без устали совершенствуясь. Либо не делать вовсе, а пойти работать в… супермаркет! Почему я обратилась к дамам и вспомнила супермаркет, явно не принадлежащий викторианской эпохе? Потому что с этого момента шокировать вас буду я, а не автор.

Знаете, если честно, всё же трудно было бы после экзистенциализма, допустим, получить истинное и глубокое удовольствие от стилизации под классический диккенсовский роман, уже как-то скучно. Вернее, было бы скучно, если бы не параллели и аналогии, которые уже достаточно скоро после авторского вступления, начинают заполнять сознание. Видите ли, мне «Лепесток…» показался современным романом. Абсолютно. Без малого полтора века отделяют нашу действительность от событий книги Фейбера, но… так ли уж много изменилось? Приготовьтесь, сейчас я скажу ужас-ужас: я не имею в виду, конечно, что все мои современницы — по сути м-м-м… конфетки, но самые умные из них — очень часто немножко м-м-м… сладки. Обратите внимание, я не о красавицах речь веду: размеры прелестей, смуглая отутюженность мордашек и ламинированные шевелюры здесь совершенно не по теме. Если кто-то не знает что по теме, читайте книгу о Конфетке и учитесь. Ну а те, кто в курсе, всё равно читайте: поймёте, где прокололась девочка, и защитите от неприятностей себя!

Так вот, про супермаркет я упомянула по причине ещё одной родившейся у меня мысли в процессе чтения книги. Ещё до того, как познакомить читателя с главной героиней автор показывает её коллегу по цеху — милую, уже, правда, заметно потрёпанную ремеслом, Каролину. Эта особа, во всех смыслах приятная, если и горюет иногда о том, что не является леди, так точно не в те моменты, когда вспоминает крайнюю нищету, голод и болезнь, унёсшую жизнь её малыша. Она тоже старалась быть добродетельной женщиной и зарабатывать на пропитание себе и ребёнку «честным» трудом — шитьём. Но кроме ущерба здоровью эта «приличная» подёнщина ничего ей не принесла. Напротив, навек осиротила. И однажды женщина подумала: зачем же вкалывать день и ночь, всё равно не имея возможности свести концы с концами, если можно своеобразно работать лишь вечер и часть ночи, отсыпаясь в остальное время, и, главное, каков доход! На фабрике столько не заплатили бы и за месяц каторжного труда… Возражайте, моралисты, очень интересно будет послушать.

Немного лирики. Я, например, оказалась не в супермаркете, но там, где платят ещё меньше, чем кассиру. Мне мои моральные принципы (сугубо личные, замечу, других дам мне бы и в голову  никогда не пришло осудить) не позволили в молодости выбрать менее трудоёмкое ремесло, зато с куда более весомым вознаграждением. А после «Багрового лепестка…» стало очевидно, что не одни лишь принципы удержали. Повторюсь: работу следует выполнять хорошо, желательно — с блеском! А я, увы, — не Конфетка. Может быть, отчасти и поэтому её образ — исключительно умной женщины, во-первых, и удивительно гибкой, приспособляемой натуры с исключительным самообладанием, во-вторых, — столь сильно меня очаровал.

Ещё я думала, пролистывая страницы удивительной вещи с поэтичным названием, о том, что занятия не могут делиться на достойные и аморальные. Спрос рождает предложение, а, значит, профессия Конфетки никогда не умрёт. Разве что может иначе обзываться. Или, скажем, видоизмениться, не поменяв, однако, сути. Милые женщины, не кидайте в меня неподходящими предметами, я не виновата, что этот чудной голландец открыл мне такие горизонты, о которых в своей нищей добродетельной жизни я, выражусь осторожно, не ежедневно задумывалась. Ведь проститутка — это же не только безнравственная дрянь, которая предлагает пакет, подчас небезопасных, услуг за деньги. Ведь то же самое и законная супруга… если без любви, но за тряпки и питание. А уж это не моё измышление, факт сей отметил, кажется, Моруа, и даже раньше Фейбера. Вот так вот всё грустно.

Хотя, на самом деле, роман не оставляет осадка ни тяжёлого, ни тоскливого, ни грязного. Отвлекусь, пожалуй, от параллелей с днём сегодняшним, потому что историю про Конфетку можно и просто как историческую воспринимать. Ну, на случай, если предпочитаете политику страуса. Тем более, уверяю вас, от узкого рассмотрения книга нисколько не проиграет, рассказ самоценен в любом прочтении.

Писатель рисует нам целую панораму образов. И плоского — ни одного! Скажем, помимо центральной героини, есть ведь ещё и герой (к сожалению, с дырой, прошу прощения за каламбур)! А как же — проститутка без клиента что ли? Клиент — Уильям Рэкхем — фигура выпуклая и поражающая актуальностью в веке 21-м. Очень, знаете ли, убедительный образ мужчины: не плохой и не хороший. Просто до оторопи живой и настоящий. Я вот мужа подруги в нём узнала. Сама подруга, к счастью, — не Агнес. Миссис Рэкхем, в свою очередь, не рискует остаться незамеченной из-за своей уж очень тонкой душевной организации, да ещё осложнённой безумием, с одной стороны, и удивительно глубокими выводами о мужской сущности и женском уделе, с другой. Да-да, бывает и такое: умна и безумна в одной личности.

Автор не схалтурил даже при описании прислуги и персонажей второстепенных. Взявшись осветить безнравственное явление, конечно, невозможно было обойтись и без антагонистов социальному злу. В этом ключе на целое сочинение под названием «неужели и такие души обитали в грязном снобистском Лондоне конца 19 века?» потянет рассмотрение пары поборников морали — Эммелин Фокс и Генри Рэкхема. Он не ведает покоя в стремлении к обретению достаточно чистого состояния, которое позволило бы ему с лёгкой совестью принять сан священника. А она в целом разделяет высокие принципы своего друга, конечно, но… всего лишь живая женщина, да.     

Отсюда логично вытек бы и разговор о социальном звучании темы книги, только что в том было бы нового, кому не известны исторические реалии английского общественного устройства того времени?

Эстетически ориентированные читатели посудачили бы об излишнем натурализме и о том, были ли так уж необходимы все эти физиологические подробности. Моё мнение: да, эти детали обоснованы. Как известно, раз существует орган, допустим, то логично предположить, что он и название имеет, которое все знают. Кроме, возможно, Агнес Рэкхем. Но, думается, сегодняшние проекции этой эфемерной леди вряд ли возьмут в руки подобную книгу, следовательно, Мишель Фейбер не сильно рисковал, он же не адресовал свой роман слабоумным. Если вы сами никогда не совершаете естественных отправлений (может, вы бестелесный дух, я не знаю), тогда возьмите настоящего викторианца Диккенса, который, думаю, уж точно ничем не оскорбит вашей возвышенной сущности.

В конце концов, можно было бы пуститься в рассуждения по поводу несколько смазанного финала, но… мне лично сказать нечего, ибо меня он устроил вполне. Я желаю искренне добра, удач и верных выводов великолепной Конфетке. Своё развитие она продемонстрировала уже в рамках книги: осознала всю наивность и беспомощность своего кропотливо создаваемого кровожадного романа, в котором избывала насилие, годами творимое над ней ответным насилием, открыла для себя прелесть искусства и познала первую в жизни невинную привязанность, потому всё у неё будет хорошо, я уверена. Нет, ну какая всё-таки женщина, а! Использована, но не побеждена! Аплодирую стоя!

И это всё сочинил мужчина! Вселяет надежду, что скажешь. Если носящий штаны способен видеть жизнь в столь уничижительном для своего пола разрезе, то… я мечтаю с ним познакомиться, дабы выразить своё восхищение его несомненным талантом лично. И удостовериться, на всякий, знаете ли, случай, что передо мной не мистификация.

Обязательно буду искать следующую книгу Мишеля Фейбера «Яблоко», в которой он чуть больше рассказывает про героев своего «Лепестка…»

Конечно, многим известно, что в название книги вынесена строка из стихотворения А.Теннисона. Очень красивая метафора, верно? И толкований допускает приличное множество. А это означает, что всякий, взявший в руки этот необычный роман, вместе с ним получает и возможность поразмышлять о смысле его названия.

Я расслышала в этой строчке… нежность. Именно так: белый лепесток, такой чистый, втаптывается в мерзость годами и… умудряется остаться белым! А багровый лепесток — это очень взрослая жизнь, безиллюзорная и насквозь телесная. Да, это она, Конфетка. И многие-многие другие женщины, 150 лет назад и сегодня. Которые проживают жизнь, роняя лепестки. То проглянет невинное лицо ребёнка, то мелькнёт порочный профиль стервы.

Нет, есть, разумеется, женские личности, не отмеченные ярко-выраженной лепестковой контрастностью. Но история Мишеля Фейбера не о них.

Людмила ЧЕРНИКОВА