Рецензия на роман Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза»

Судьбу не выбирают. И пусть рассказы о чужих печалях научат нас забыть свою печаль…
Иной раз книга, удостоенная премии, и впрямь оказывается стоящей. Во всяком случае, «Большая книга» радует уже который год подряд. Примечательно, что романы-лауреаты при всех недочётах, со скрупулёзностью, достойной лучшего применения, вытаскиваемых на свет божий именитыми критиками, всё равно остаются действительно большими, т.е. настоящими, сильными, самодостаточными, из которых как слова не выкинуть, так и не добавить даже полслова, даже жеста. Помнится, такое родилось у меня ощущение после «Лавра» Водолазкина, на следующий год — после «Обители» Прилепина, а в прошлом году прошлась катком по разуму и чувствам «Зулейха…» Гузели Яхиной.

Разумеется, минусы, которые зорко сканирует глаз профессионала, очевидны и простому читателю. Однако есть и разница: деревья разглядывать — леса не увидеть. Я лично выбираю лес. Да вот хотя бы тот самый таёжный урман, величественность которого столь талантливо передала автор. И, к счастью, не изменила мастерству и во всём остальном. Дело в том, что несовершенством какие-то моменты в романе можно полагать лишь в том случае, если принять за основу мысль,  будто книга о раскулачивании, коллективизации, ГУЛАГе, репрессиях и пр. Мне же повезло, как, думается, и большинству, познакомившемуся с текстом, ибо для меня история, рассказанная Яхиной, оказалась историей о судьбе человеческой. Слепой судьбе, которую никто из нас не выбирает. Временной же отрезок, куда поместила писательница все перипетии жизненного пути своей героини, не более чем декорации. Иными словами, историческое горнило, прокатившееся колесом по людским судьбам, следует рассматривать лишь как предлагаемые обстоятельства.

Под таким углом зрения несущественными делаются штампы (я бы назвала, условности), в нашем случае, допустим, типовые образы персонажей. А также и заимствования из классической «лагерной» литературы Солженицына или Шаламова либо из описания репрессий у Бабеля. Ну да, красноармейцы — вот они такие, а кулаки — этакие. Пусть «бывших» дам зовут изабеллами леопольдовными, а замужем они сплошь за константинами арнольдовичами, да и фамилия у них у всех, ясен день, не воробьёва, а не иначе чем сумлинская. И… да, они не растрачивают своей породы, если можно так выразиться, даже оказавшись опущенными в ад. Пусть учёные мужи носят своеобразные бородки и пенсне. А бабы из народа пусть продолжают поражать воображение дородностью и статью в сочетании с «пшеничностью» шевелюры в противовес субтильной зеленоглазой брюнетке Зулейхе. Пусть. Вообще, не понимаю, чем все эти клише мешают. Да и почему следует думать, будто автор воспользовалась готовыми лицами и схалтурила таким образом? Если и впрямь всё вышеперечисленное выглядело так, то что, стоило тратить время, изобретая самобытность видения?

Кстати, по поводу самобытности. Для этого, тут уж мнения хулителей и хвалителей солидарны, есть первая глава. Должно быть, среди искателей в чужом глазу соринки не нашлось лиц… с татарскими корнями. Потому бытописанием из будней глухой татарской деревушки Юлбаш все без исключения остались довольны. Да просто возразить нечего — материала не имеется, потому тот, что предложила Яхина — эксклюзив. Я же рада, что и впрямь эксклюзив. Всё-таки начало книги — всегда какой-то посыл. В ситуации с «Зулейхой…» посыл этот многообещающ был и отрадно, что впоследствии, когда татарская тема закончилась, а началась советская, он себя оправдал целиком.

Великолепная книга. Гузель Яхина — настоящая молодчина. Вроде ничего особенного в стиле и языке. Во всяком случае, в глаза не бьёт, но как же держит в плену! Это текст, к которому хочется возвращаться и который с трудом удаётся отложить. Это чувства людей, такие живые и естественные, такими неизбитыми метафорами выраженные, что дух перехватывает. Про любовь и нежность, что отметила Улицкая, вообще просто нет слов, один лишь тот самый тягучий мёд. Почему прежде я такого не читала никогда? Даже в «классике жанра», что называется, романтической прозы? А ведь автор, как не принижай её злобные критики, не дамское чтиво создавала. Так что… если кому нужна «достоверность» в освещении социальной картины, добро пожаловать в иную литературу, где цель — именно отражение той самой социальной правды. Наша же «Зулейха…» — талантливейшая вещь хотя бы уже по той причине, что работает на уровне «примерь на себя», т.е., как бы не прозвучало высокопарно (впрочем, об этой действительно «большой» книге не грех и высокопарно), воспитывает душу. Каким образом? Например, после прочтения романа делается стыдно… страдать. И ныть. И роптать. Что, тебе плохо? А ну-ка вспомни, как могло бы быть, родись ты на несколько десятков лет раньше. Собрал бы все ужасы двадцатого века… В общем, если одной фразой, перед читателем пронзительный рассказ о миниатюрной восточной женщине, судьбою своей оправдавшей легенду о птицах, и  повествование это дарует силы жить.

Справедливости ради и получения полной картины добавлю ещё: не бойтесь, уйдя от политики и излишних подробностей в описании кошмаров современной героине действительности, автор избежала и пошлой сентиментальности, принизившей бы роман до так называемой «женской» ниши. Отнюдь. Непосредственно Зулейхи в истории не так уж много. Как и подобает восточной женщине, героиня скромна и ненавязчива. Как и подобает писателю с хорошим вкусом, Гузель Яхина блестяще выдерживает баланс, ни разу не соскользнув в занудство, в заумь, в пошлость, в немоту. Я получила исключительное удовольствие от чтения, я прониклась в полной мере этой невероятно тонкой гармонией, которую сумела «ухватить» автор, объединяя чисто женское с просто людским, понятным, лишённым классовости, идеологии и времени. Как я уже упоминала, время — лишь декорация для картины человеческой судьбы.

Сейчас вдруг задумалась, почему же не резали глаз во время чтения все отмеченные доками нюансы, несоответствия, неполнота либо даже полуправда? Возможно потому, что легенда не врёт. И книгу свою Гузель Яхина написала с целью легенду эту переложить на действительность. И потому её Зулейха рассказывает сыну: «Сначала горная тропа привела их в долину Исканий, где погибли те птицы, чьё стремление достичь цели было недостаточно велико. Затем пересекли долину Любви, где остались лежать бездыханными страдавшие от неразделённой любви. В долине Познания полегли те, чей ум не был пытлив, а сердце не открыто новому. <…> В коварной долине Безразличия пало больше всего птиц — все, кто не смог уравнять в своём сердце горе и радость, любовь и ненависть, врагов и друзей, живых и мёртвых».

Предположу также, что отсюда и некая схематичность при описании «ужасов» перевоспитания всех, в глазах советской власти, недочеловеков. Книга не про кулаков и зарождение ГУЛАГа, не про «красноордынцев» и контру, она про безжалостную и абсолютно беспристрастную судьбину, предлагающую испытания, преодолевать которые следует без лишних рефлексий и рассуждений. Зулейху и большинство прочих сосланных лес валить незачем перековывать под новый режим, да это и невозможно. Потому и неинтересно автору. Возьмись она в очередной раз воду в ступе толочь об известном уже со всех сторон явлении — только смысл своей же работы разбавила бы.

Так что права писательница, что не зациклилась на «ужасах». Ради поддержания исторической правды привлекла автор лишь затонувшую баржу с тремя сотнями отбракованных строем душ на борту. Да и достаточно. Далее — лишь трудовые будни и выживание человеческой особи в экстремальных условиях. Предположу, что романа, полнокровно воспроизводящего тогдашнюю идеологию, не получилось ещё и потому, что у зла, противопоставляемого ссыльным, лица не оказалось. Один лишь комендант Игнатов, по существу тоже сосланный, и вместе с подопечными вынужденный выживать в первую очередь, а не перековывать чуждый новой власти  элемент в… Да, а во что? В ходящих строем и распевающих речёвки? Так климат не тот, да и инфраструктура местности, знаете ли, немного более практичные занятия диктует в основном-то. И так чудесно, что в итоге в пламенном чекисте побеждает совесть, а не слоган! Из механизма — в человека. А могло ли быть иначе? Разве Яхина погрешила против логики?

К чему я всё это? К финалу, однако. Вот кто скажет про себя «я счастлив, стабильно и прочно»? Единицы. Гораздо чаще мы употребляем фразы вроде «мне плохо» или «мне хорошо». Для Зулейхи адом был Юлбаш с «хорошим» поколачивающим мужем и Упырихой, кошмаром всех ночей и дней. А на Ангаре, где от неё требуется многое, но не омерзительно-унизительное, ей — «хорошо», по её же собственному признанию.

Очень жизнеутверждающая книга. Что ни делается — всё к лучшему, помните? Или ещё: бог не посылает нам испытания страшнее (и страдания сильнее), чем мы в состоянии выдержать. Не забывайте об этом. И гоните прочь настроения вроде «я больше не могу». Можете. И пусть блистательный рассказ лауреата «Большой книги» Гузели Яхиной о тернистом жизненном пути в конечном счёте «счастливо» раскулаченной (да, бывает и такое) татарской женщины научит вас забыть свои печали.

Людмила ЧЕРНИКОВА